— Самочувствием интересовался, посоветовал голову полечить у психотерапевта, чтоб за тобой меньше страдала, конфетами побаловал, — ровно отозвалась Юля, съев как раз по дороге одну конфету.

Вкусно. Впрочем, она не сомневалась, что Ярик только лучшее привезет. Он был очень хорошим, прекрасным мужчиной и человеком. Вот только точно не для нее. Или она ему не подходит.

— Надеюсь, ты его с последним советом нафиг послала? — не особо довольно проворчал Богдан. — Сами разберемся.

— Я у психотерапевта и так уже была, Богдан. Самой хватает мозгов понять, что у нас сплошной надрыв и боль. Это не любовь, это пытка какая-то. Так быть не должно. Даже расставшись, мы продолжаем друг друга мучить…

— Я не хочу расставаться, малая! Наоборот, я готов на любые твои условия, чтобы прощение заслужить, — тихо и хрипло выдохнул вдруг Дан в трубку.

С таким выражением потребности и нужды, с такой страстью, что Юля обмерла, и в груди так сладко екнуло… но и больно укололо, еще не улеглось ничего.

— Дан…

— Хочешь, и я похожу к этому твоему терапевту? Что угодно…

— Дан… — выдохнула, заставив себя собраться. И представить его в том кабинете не смогла бы, вот честно! — Ну о чем ты? Какие условия, шансы? Ты ведь и сейчас ревнуешь, я же знаю. Теперь к Ярославу. Ты мне не доверяешь совсем! А это меня мучает и уничтожает. За что? Не предала же ни разу. Ты нас заставил столько страдать только потому, что так и не доверял мне, выходит. Ты меня за эти годы пережевал и растоптал этим всем…

— Я и себя выпотрошил этим, малая. Ненавижу себя за это. Знаю, что тебя извел, жить не давал обоим… Но ты для меня — все. Я без тебя не то что никак — не живу. Я не хочу без тебя, Юля…

— Я… — она всхлипнула, задохнувшись от боли и того комка душащих эмоций, что перекрыли и горло, и грудь. Замолчала, зажмурившись. Во рту было горько. И дело вовсе не в черном шоколаде конфеты. — Я не готова об этом говорить, Дан. И не уверена, что это можно извинить и искупить хоть чем-то. Сейчас не уверена…

— Но ты же меня любишь, феникс, — тихо, сломанным голосом, но уверенно произнес Дан. Почти шепотом. Так, будто только в этом утверждении надежду и черпал в последнее время.

— Люблю… — ей нечем было крыть такое утверждение. — Но это не от чего не уберегло. И не значит, что я простить готова, — снова набрала побольше воздуха в грудь, которая реально болела. — Иди, работай, Дан. Решили же, что до понедельника не поднимаем тему, — почти жалобно попросила она, поняв, что по щекам слезы побежали.

И прервала разговор.

«Люблю тебя. Безумно…» — тут же пришло сообщение от Дана на ее телефон. И сердце в конце.

В этом и проблема, наверное, что ума, взвешенности в их любви и чувствах всегда было мало, одни порывы и вспышки, взрывы и страсти, сметающие все на своем пути ураганом. А так ничего толкового не построить, что жизнь им и доказала. И вот это точно нужно менять… если она хоть малейшую вероятность допускает, что готова ему позволить попробовать заслужить прощение.

Не ответив ничего словами, просто послала смайлик в виде разбитого сердца. И, отложив телефон, пошла закапывать глаза, которые пекло до рези.