– Сенатскую площадь, где Каляев взорвал Сергея Александровича. У великого князя была такая красивая, такая благородная внешность! В детстве я была в него влюблена – у нас дома хранились подшивки старых журналов. Но и Каляев, кажется, был тоже человек благородной, красивой души. Вы ведь знаете, что в первый раз он не стал бросать бомбу в карету, потому что великий князь ехал с семьей? Я всё думала – какая же это трагедия, когда один красивый человек бросает адскую машину в другого красивого человека, и тому взрывом отрывает голову… Может быть, там, на месте, я почувствую и пойму что-то важное.

– Бедная Россия. Всё в ней разрывают на части, рубят на куски и отрывают головы. А куда мы пойдем потом?

– В Оружейную палату. Там никаких потрясений я не жду, – улыбнулась любительница истории. – Посмотрим на главные сокровища России.

– Главное сокровище России – это вы, Юстина Аврельевна, – сказал ее спутник тоном не галантным, а академическим, будто констатируя научный факт.

Хаза в Сокольниках была всем хороша, только больно уж шалманистый район. Рожи вокруг, как в Россошинском леспромхозе, где Санин кантовался последние месяцы перед освобождением – там контингент в основном состоял из общережимных уголовников. Здешние, мелькомбинатовские, тоже не ходили, а шныряли, не смотрели, а зыркали, руки по-воровски прятали в карманы, будто готовые чуть что высунуть нож.

С одной стороны, это было отлично, мусора сюда предпочитали не соваться. С другой – какая-нибудь шпана влегкую могла влезть и устроить шмон. А они двое целыми днями отсутствуют, и хабар, сто тысяч, спрятан попросту, в печку, больше некуда.

Хотели отнести на вокзал в камеру хранения, но там нужен паспорт, а у них обоих пока только справки об освобождении, да с «минус шестнадцатью» – без права бывать в столицах шестнадцати союзных республик.

Вчера вечером, когда вернулись из Марьиной Рощи, Самурай снова об этом заговорил. Человека бы, мол, надежного, но где его взять?

Тут Санину и пришло в голову. Знаю, говорит, одного. Отец моего фронтового товарища, такой чеховский интеллигент, реликт, нипочем нос не сунет.

Сегодня был воскресный день, поехал наудачу, и повезло – застал Клобукова-старшего дома.

Тот, конечно, сразу согласился взять узелок на хранение. Санин сказал, там личные вещи, письма, память о прошлом. На всякий случай узелок был затянут шнурком. В лагере один бывший капитан дальнего плавания научил делать «мертвую петлю». Ее, если не знать секрет, распутать невозможно, только разрезать.

Санин уже прощался, когда в коридор вышла миниатюрная девушка с золотыми волосами до плеч и огромными сонными глазами. Кожа очень белая, почти молочная – у блондинок это редкость. Движения странные – замедленные, но плавные, грациозные. Будто идет в воде.

– Здравствуйте, – улыбнулся Санин. – Дочка ваша?

Девушка словно не услышала. Прошла мимо, не глядя, задела плечом и, кажется, этого не заметила.

– Ариадна – инвалид, – извиняющимся тоном объяснил Антон Маркович. – Она живет в собственном мире. Посторонних людей не видит, они для нее как бы не существуют.