– Не может быть! – Это было единственное, что Мигель сумел произнести.
– Срочно машину! – крикнул комиссар в микрофон. – Одевайтесь, – предложил он Мигелю и первым вышел из комнаты.
Гонсалес бросился натягивать пиджак.
Уже сидя в машине, Мигель в тысячный раз задавал себе вопрос: «Как это произошло?» – и не находил ответа. К отелю «Картер» они подъехали довольно быстро. У дверей уже стояли две полицейские машины и несколько газетчиков. Помещение «Нью-Йорк таймс» находилось буквально в нескольких шагах отсюда. Комиссар недовольно поморщился.
– Откуда они пронюхали? К ним подбежал плотный, коренастый человек в застегнутом пиджаке. Проломленный нос и грубые черты лица сразу выдавали в нем бывшего боксера.
– Я ждал вас, господин комиссар. Полиция еще не знает, что произошло.
– А откуда здесь полицейские машины, Том?
– Это внизу, в баре, была какая-то драка. Вот и приехали. Говорят, в ней участвовал отпрыск Кеннеди. Он наркоман. Ну газетчики и набежали.
Никем не замеченные, они прошли в лифт и поднялись на этаж, на котором размещался номер Мигеля. Он только вчера покинул его. Длинный коридор и наконец дверь. Та самая.
– Откройте, – приказывает комиссар. Том стучит, и дверь моментально открывается.
В глубине комнаты еще двое сотрудников.
– Представители Интерпола, – тихо говорит Том.
Пока комиссар здоровается с ними, Гонсалес входит в комнату. На полу у самого окна лежит Роберто. Пуля попала прямо в сердце, и на рубашке уже расплылось большое красное пятно. «Это должен был быть я, – с какой-то отрешенностью думает Гонсалес, – это стреляли в меня». Как сквозь туман он слышит осторожный голос представителя Интерпола: «…очевидно, стреляли из окна. Парень подошел к окну и… Пулю, конечно, надо извлечь, но, видимо, стреляли из снайперской винтовки».
Комиссар выглядывает из окна.
– Том, – обращается он к своему помощнику, – в машине у меня двое ребят. Возьми их и осмотри вон то здание. И побыстрее, до приезда полиции. Гонсалес, – обращается он к Мигелю, – возвращайтесь в отдел. Постарайтесь разобраться, что там все-таки произошло.
Мигель кивает головой и, взглянув еще раз на простреленное тело, выходит из комнаты. На губах мертвого ему чудится улыбка. «Девятнадцать лет, – вспоминает Мигель вчерашние слова Роберто и его улыбку, – прямо как в кино».
Уже сидя в машине, вдруг замечает, что скулы болят от напряжения – до такой степени он сжал зубы.
Приехав в отдел, Гонсалес сразу поднялся к себе. Собрал всех, кто обеспечивал блокировку, вызвал даже ребят с улицы и предложил всем думать. Думать, каким образом информации из отдела удалось все-таки просочиться? Каким образом? Гонсалес потратил еще полчаса, пытаясь выяснить, встречался ли глухонемой с кем-нибудь сегодня утром, и с разочарованием узнал, что старик не выходил из здания.
Еще через час приехал сам комиссар. Отпустив некоторых сотрудников, он предложил остальным отдыхать, а сам, взяв чистые листки бумаги, уселся перед Гонсалесом.
– Ну, что решили?
– Пока ничего определенного.
– Конечно. Пока, – комиссар начертил на листке кружок, – но через несколько часов вы начнете подозревать меня или, еще чего доброго, господина Уркварта.