— А вы с ним уже договорились, что он в больнице говорить будет, когда очнется?
Вообще-то это была самая слабая часть задумки, так как отсутствие сознания у Алексея не давало возможности провести вдумчивый инструктаж. Причем, главное — когда ехали в Михеевку, он был вполне говорящий. Во всяком случае, я слышал, как Ванин что-то втолковывал Марии. Но теперь как отрубился, так и с концами. Хоть по щекам хлопай и уши три, чтобы его опять в себя привести.
Пауза затягивалась, Игорь Михайлович ждал ответа, я лихорадочно соображал, и тут Лешка исключительно вовремя очнулся. После короткого стона он спросил слабым голосом:
— Сергей, где все остальные? И чем тут так воняет?
О! Ожил! Видно, сарайное амбре лучше всякого нашатыря подействовало! Пока раненый опять не ушел в нирвану, я наклонился к нему и спросил:
— Ты меня слышишь? Ты меня понимаешь?
Ванин осторожно вздохнул и медленно, но язвительно ответил:
— Конечно, понимаю. Мне же не мозги зацепило, а легкое. А мы где? И где Мария с детьми?
— Твоя жена, дети и Толян с Настей в безопасном месте. А сейчас слушай и хорошенько запоминай. Я тебя отвезу в больницу. После операции к тебе обязательно придет следователь. Ты с ним особо не болтай, а отсутствие документов объясняй тем, что бомжу паспорт без надобности. Представься каким-нибудь Лешей Пупкиным по кличке «Дьяк». В этот теплый город в преддверье зимы приехал буквально позавчера. Никого здесь не знаешь, да и сам город тебе незнаком. Из злачных мест был только на вокзале и в бане, которая тебе очень понравилась либеральными ценами. По поводу ранения скажешь, что когда искал место для ночлега, в темном переулке подошли какие-то крепенькие молодые люди лет шестнадцати-семнадцати и тупо доколупались. Но ты пошел в отмах, и тогда один из нападавших выстрелил из какого-то самопала. Описать никого не можешь, так как было темно. Понятно?
Про самопал я не зря ввернул — наличие автоматной пули в груди подразумевает и наличие автомата на руках у нападавших. А это уже очень серьезно. Но если сказать про однозарядную самоделку или вообще какой-нибудь поджиг, то многие вопросы снимаются. Правда, как быть с нарезами на пуле, я так и не придумал. Ну да это уже особой роли не играет. Тем более что «Левшей» в нашей стране всегда хватало. Да и про баню тоже очень в тему вспомнил — а то для бомжа Лешка чересчур чистенький…
— Но… БОГС…
— Лешка, за БОГС не волнуйся. Из этой конторы к тебе точно никто не придет, — на секунду замявшись (ну да, не стану же я ему сейчас объяснять, что он находится в другом мире), продолжил: — Сделаешь все, как говорю, хрен тебя кто раскусит. И еще, в больнице — молчи. С соседями по палате не разговаривай. Если что-то тебя начнет удивлять, ни в коем случае не показывай этого удивления. Запомни главное: рот раскроешь — нам всем пипец!
— А что… меня… должно… удивлять?
Паузы между словами у Ванина становились все длиннее, и я, боясь, как бы он опять не потерял сознание, торопливо добавил:
— Откуда я знаю, чему ты там будешь удивляться? Слухам, сплетням, новостям, незнакомым людям. С меня-то вон как удивлялся! Главное, языком не болтай, и все будет нормально. Не забывай, ты — бомж! Вот и веди себя соответственно. А я тебя, как слегка очухаешься, из больнички заберу. Все понял?