Нервное напряжение несколько снизилось. Только зверски истязал голод. В шикарный вокзальный ресторан с хрустальными люстрами и белоснежными скатертями он не решился лезть. Хватит ленинградских излишеств, вполне достаточно. Поблагодарил старушенцию за услугу и вышел на вокзальную площадь.

Новая встряска обрушилась на него ровно через десять минут. Ужасная по своей дикой нелепости, чем-то схожая с кошмарным сном и тем не менее толкнувшая к новым безрассудствам.

Харчевня, которую он разыскал, была извозчичьей. Гоняли тут чаи с баранками, баловались иногда водочкой, а разносолов в меню не было и, судя по всему, не предвиделось. На первое жиденькие монастырские щи без мяса, на второе — отварная картошка с грибной подливкой.

Едва он взялся за свою миску со щами, как к нему, не очень твердо держась на ногах, приблизилась мрачноватая небритая личность. «Выдь, Коля, на улицу, поговорить надо», — прохрипела личность, обдав острейшими запахами стойкого перегара. «В чем, собственно, дело? — строго спросил он, всем своим существом предчувствуя беду. — Вы меня с кем-то путаете». На личность его строгая интонация не произвела ни малейшего впечатления. Наоборот, личность явно возвысила голос, ища сочувствия за соседними столами. «Ах, путаю, да? А кто Нюркину долю замотал? Не ты разве, гад? Отдай, говорю, добром! Я и милицию могу крикнуть, мне ничего не стоит!»

Посетители харчевни прислушивались к их объяснению с нескрываемым злым любопытством. Назревал скандал.

Изо всей силы толкнув личность в грудь, он бросился к входной двери, выскочил в переулок, коротким ударом в подбородок свалил какого-то мужчину, преградившего дорогу, и побежал в темноту. Вслед неслись возбужденные крики.

Позднее, чуть отдышавшись в говорливом многолюдье бесплацкартного вагона, он ругательски ругал себя за паникерство. Следовало откупиться, сунуть этому бродяге червонец, свести разговор к шутке. Наконец, выйти с ним на улицу, разделаться без нежелательных свидетелей.

Но тогда, отчаянно петляя во мраке московских тупичков, подворотен и глухих переулочков, он и не подумал об этих возможностях. Страх парализовал его неистощимую изобретательность, которой он так гордился в душе. Страх глупый, унизительный, опустошающий. Нервная система явно отказывала.

В Смоленск скорый поезд прибывал на рассвете. Сразу идти по адресу корнета вряд ли было разумно. Сперва требовалось кое-что разведать, прояснить слегка обстановочку. Адрес достаточно старый, никем, в сущности, не проверенный. Мало ли какие перемены случаются за столько лет. Особенно с офицерами, активно участвовавшими в борьбе против большевиков.

До полдесятого он обретался на местном привозе. С жадной торопливостью набросился на горячие пирожки у мордастой торговки, принудив себя остановиться на шестом, выпил бутылку вкуснейшего топленого молока, купил хороших папирос.

Крикливая базарная толпа действовала на него умиротворяюще, вчерашние передряги начали казаться не столь серьезными.

В десять открылся киоск горсправки. Воспользоваться его услугами было удобнее всего. Имя и отчество корнета он знает, а возраст назовет приблизительно.