— Да, майстер инквизитор, — заметно севшим голосом подтвердил Пауль.

— Теперь повтори, что ты должен сделать.

Тот кивнул, глядя на Курта верным взглядом новобранца в городской страже, и выговорил, четко чеканя слова:

— Ехать в Штутгарт — немедля и без остановок. Ни с кем не общаться. Не отвлекаться. Вручить письмо лично обер-инквизитору Штутгарта.

— Все верно. Последнее: остановиться ты можешь, чтобы перевести дух; мне не надо, чтобы ты переломал ноги коню или себе. Когда выполнишь поручение, ты волен отправляться по своим делам, но — что?

— Молчать.

— Молодец, — повторил Курт, одарив парня улыбкой и хлопком по плечу; тот снова вспыхнул пятнами и вздернул голову. — Свободен.

Пауль развернулся к коню, вскарабкался в седло, от волнения не сразу попав в стремя, и устремился с места в галоп, позабыв проститься с майстером инквизитором.

Курт улыбнулся, глядя, с какой стремительностью уносится прочь облако пыли, и тут же вздохнул. Не свернул бы себе шею, в самом деле…

Но — нет; через четверть, может половину, часа раж пройдет. Рвение и осознание значимости доверенной ему миссии останется, но горячность выветрится. Да и конь вскоре заартачится идти галопом, и придется перейти на рысь, а часа через четыре, много — пять, парень поймет, что и ему самому необходимо передохнуть. Если остановка будет всего одна, и не более часа, то он вполне поспеет в Штутгарт к вечеру, причем не самому позднему. Далее все зависит от степени доступности запрошенной Куртом информации; он уповал на то, что до времени встречи, назначенной через два дня, не считая этого, ее получить все же успеют.

Когда Курт добрался до Таннендорфа, было уже за полдень, однако он потратил время на то, чтобы отыскать спуск к реке, — после восьмичасового путешествия по полям под все сильнее припекающим солнцем сапоги были целиком в травяной крошке и пыли, а сам майстер инквизитор, казалось, пропитался и этой пылью, и солнцем насквозь. За час высох и он сам, и одежда; к реке, слава Богу, никто за это время не пришел — уже одеваясь, Курт вдруг подумал, в каком во всех значениях неловком положении застукали бы тогда майстера инквизитора…

К трактиру он шагал уже напрямую, самым кратким путем, теперь не таясь за задними дворами; во-первых, те, кому он попался на глаза утром, и без того раззвонили по всем своим знакомым, что видели майстера инквизитора уходящим спозаранок неведомо куда, а во-вторых — слишком умаялся и проголодался, а потому хотел добраться до места поскорее. Деревня уже вступила в разгар дня, и нельзя было десяти шагов пройти без того, чтобы не попасться на глаза кому-нибудь на улице либо же находящемуся у себя во дворе: сквозь местные заборы каждый желающий мог видеть все происходящее вовне. Теперь с Куртом здоровались, причем — каждый. Поначалу он отвечал, односложно и без эмоций, но после это стало раздражать, и он лишь нервно дергал углом рта в ответ на очередное «доброго дня, майстер Гессе». На другую сторону улицы никто не переходил, скрывая взгляд; однако под конец своего пути до трактира Курт почти уже начал желать этого, лишь бы не видеть услужливо-напряженных физиономий, кривящихся в улыбке фальшивого радушия.