— Вздернули ублюдка. И еще пятерых — тех, что твоего капитана после него доконали. Они ведь еще отпираться, сволочи, думали. Ну да наш Хофен долго ждать не стал, пока у них совесть проснется. Исполнитель-то в самом деле рвался делом заняться; полдня усилий — и все сознались, с подробностями. Словом, все, как всегда — наши сделали всю работу, раскрыли дело, нашли виновных, а светским осталось только веревку накинуть. Перепороли еще человек пятьдесят — так, за общее участие.

— Хорошо, — с непристойным удовлетворением шепнул Курт, помрачнев. — Никогда себе не прощу…

Бывший сокурсник посерьезнел, пожав плечами и вздохнув:

— Ну, с другой стороны, если б ты мерзавца тогда прирезал, теперь бы каялся, что отправил на тот свет ни в чем не повинного, как ты думал бы, человека. Что хуже — не знать, убил ли ты кого-то заслуженно, или что не поднял на него руку и этим спровоцировал смерть другого?

— Второе хуже. Теперь я такой ошибки не повторю; уж лучше я потом со своей грешной душой как-нибудь разберусь… — Курт отмахнулся, попытавшись вернуть себе спокойствие. — Как отец Андреас? С ним все в порядке?

Франк снова расплылся в улыбке:

— А чего ему сделается? Жив-здоров; как опомнился от всех этих волнений, занялся делом. Бегал за всеми нами всю неделю — выпрашивал денег на церковь. В конце концов, он так достал герцогского присланного, что тот пообещал дать — поклялся от имени герцога. Вот он обрадуется…

— Все правильно. Пусть поскорее начнет понимать, что за землю себе отвоевал.

— Тяжело ему будет, — злорадно усмехнулся приятель. — Крестьяне за эти годы избаловались, подчиняться отвыкли, а с другой стороны, после общения по душам с нашим стариком они теперь затурканы… Запуганные крестьяне, привыкшие к безвластью, — что может быть хуже?

— Можно мне уйти? — подал вдруг голос Бруно, почти зло переведя взгляд с Франка на Курта; бывший сокурсник поднял брови:

— Что это с ним?

— Мы не любим Конгрегацию, — пояснил Курт с нарочито дружелюбной улыбкой. — Она изволила нас выкупить у нашего графа, и теперь в ее распоряжении бывший студент, он же крестьянин, привыкший к безвластью.

— И что? — пожал плечами Франк. — Дурак, быть выкупленным Конгрегацией — лучшее, что с тобой могло произойти после того, что ты наворотил. На месте этого парня я бы тебя прощать не стал…

— Он и не простил. Так я могу уйти?

— Свободен, — махнул рукой Курт.

Уже когда тот закрывал за собой дверь, Франк бросил вслед:

— Не заблудишься. Конвоир проводит. — Он помолчал, слушая удаляющиеся по коридору шаги, и уже серьезно сказал: — Я б на твоем месте засудил гада по полной.

— За что ты оказался в академии? — перебил его Курт и, перехватив удивленный взгляд, повторил: — С десяток лет назад — за что тебя взяли?

— За грабежи, — пожал плечами тот; Курт кивнул:

— А меня — за несколько убийств. Не мне говорить о праведности. Если бы когда-то «малолетнего гада засудили по полной», я бы сейчас рассуждал о добродетелях с каким-нибудь демоненком, сидя в кипящем котле.

Франк вздохнул, качнув головой, с растерянной улыбкой:

— Вот потому, похоже, ты получил Знак следователя, а я — всего лишь «состою при». Я такой богатой совестью не обладаю…