Вернувшись в кабинет, первым делом я посмотрела на часы. Половина одиннадцатого. На столе никаких сообщений. Никаких срочных запросов.
Я принялась барабанить пальцами по столу и уставилась на телефон, как никогда в жизни желая услышать звонок. Аппарат молчал. Не очень-то надеясь на ответ, я все-таки набрала номер Гарри в Хьюстоне. Включился автоответчик, на совершенно невозможном испанском попросивший оставить сообщение. Захотела поговорить с Китом, но пришлось довольствоваться своим собственным голосом, сообщившим, что дома никого нет.
Проклятье! Куда все подевались?
Снова позвонила Клоделю и на сей раз оставила номер своего сотового. Повторила ту же операцию с Шарбонно. После чего схватила сумку и вылетела из кабинета, не в силах больше выносить ожидания.
Оказавшись на улице, на долю секунды я ослепла. Мир купался в солнечном свете, на ветках весело чирикали воробьи. Служащие лаборатории и полицейские беспечно болтали на тротуаре, расслабленно сидели за летними столиками на лужайке, с наслаждением затягиваясь сигаретами и попивая кофе.
Я глубоко вдохнула и направилась в сторону Партенэ, удивляясь, как могла не заметить наступления весны. Внезапно меня посетила странная фантазия. Похороны Дорси должны состояться всего лишь через сутки. Если бы я умела останавливать время, то задержала бы его именно на этом мгновении. Птицы никогда бы не замолкали, солнце светило бы вечно, а женщины на лужайке так и не надели бы свои скинутые туфли.
Но я не имела власти над временем и от напряжения готова была нестись прочь быстрее, чем протон в ускорителе частиц.
«Господи, Бреннан! Наверху ты хотела, чтобы ускорился ход событий. А теперь вот мечтаешь о стоп-кадре. Пора заняться своими нервными клетками».
Срочно требовалось подкрепиться. Хот-дог с жареной картошкой спасли бы положение.
Я повернула налево у Онтарио, прошагала около квартала на восток и толкнула дверь в «Лафлер». В одиннадцать часов утра еще не образовалось никакой очереди, так что я сразу же смогла сделать заказ.
«Лафлер» представляет собой квебекскую версию закусочной быстрого обслуживания, предлагая вниманию посетителей хот-доги, бургеры и прочее. Отделка из хрома и пластика, клиентура преимущественно состоит из «синих воротничков».
– Chien chaud, frities, et Coke Diète, s’il vous plâit[34], – сказала я мужчине у кассы. Почему буквальный перевод на французский слова «хот-дог» до сих пор кажется мне довольно странным?
– Steamé ou grille?
Я попросила на пару́, и буквально через пару секунд передо мной шлепнулась картонная коробка. Жир от жареной картошки уже выступил с левого края.
Расплатившись, я устроилась с едой за столиком, откуда открывался великолепный вид на автостоянку.
Уплетая за обе щеки, я принялась рассматривать остальных посетителей. Слева от меня расположились четыре молодые женщины в белых медицинских одеждах – студентки колледжа с противоположной стороны улицы. На бейджах значилось, что это Манон, Лиза, Бригитта и Мари-Жозе.
За студентками молчаливо ели два маляра. Они были в рабочих спецовках, а их руки, волосы и лица испещряли пятна краски, как стены экспериментальной комнаты Жильбера для брызг крови. Мужчины поглощали разложенный на тарелках жареный картофель, сверху увенчанный творожным сыром и коричневатой подливкой. Живя в городе, прославившемся на весь мир своей изысканной кухней, я никогда не понимала, как кому-то может нравиться канадский путэн