— Не подфартило, — Юный вор опустил голову. — Вышел к метро жратвы купить. А там у ларьков баклан по беспределу на меня наехал. Я ему в пятак припечатал. Тут еще рванье налетело, пошел махач серьезный. И менты нарисовались. Своих, суки, выпустили, а мне бакланку вешают. Я им сказал: по позорной хулиганской статье не пойду, лучше вскроюсь сразу.

— Я сам тебя вскрою, дятел безмозглый, — процедил Имран.

Злобин наклонился к уху авторитета, тихо шепнул: «С твоего разрешения» — и громко задал вопрос:

— С чего взял, что это мент был?

Парень заметно вздрогнул.

— Пацаны показали. В Останкинском опером работает. Лешей зовут, кажется.

— Как выглядел? — тут же последовал вопрос.

— Белобрысый и высокий. Как жердь.

Барышников удовлетворенно кивнул.

— А паспорт мента зачем светил? — спросил Имран.

— Для авторитета, — пробурчал парень. — Кто еще может цапнуть на виду у ментов?! Только не его это паспорт оказался, а белобрысого.

Имран затрясся от беззвучного смеха. Махнул рукой. Встал.

— Казбек, объясни убогим, как им жить дальше, — распорядился он.

Казбек, стоявший за спинами Злобина и Барышникова, толкнул дверь.

Показательный допрос окончен, понял Злобин и первым вышел наружу.

Имран плотно закрыл дверь контейнера, в котором уже эхом гудел голос Казбека. Ощерил золотые коронки.

— Доволен? — не без подколки спросил он Злобина.

— Более-менее.

— Страсть как люблю, когда менты меж собой грызутся, — продолжил веселиться Имран.

Злобин промолчал.

Не надо иметь семь пядей во лбу, чтобы сообразить, что барсетку с паспортом Шаповалова чуть ли не в руки сунули начинающим воришкам. Свои. А потом, возможно, еще подбросили карточку «Виза» в квартиру.

Барышников гнал машину на предельной скорости, умело виляя в потоке. Единственным ориентиром для Злобина служил шпиль Останкинской башни, судя по нему, они двигались куда-то к Ботаническому саду.

— Тьфу, как дерьма наелся, — сплюнул Злобин. — Смотрящие, разводящие, положенцы, авторитеты… Кто бы знал, как мне это все надоело!

— Не переживай, Ильич, — глухо отозвался Барышников. — У меня тоже во рту не сахарно. Однако терплю. Ну поставил себя Имран выше закона, глумится над тобой. Значит, минуя твой кабинет, под вышку уйдет. Или свои на сходке приговорят, или такой, как Клюв, рано или поздно вместе с «мерсом» подорвет.

— Сейчас таких к ногтю надо прижимать, а не ждать, когда его Господь приберет!

— Да не трави ты душу, Ильич! — простонал Барышников. — Я, блин, сам еле держусь. Кабы не нужда, я бы с ним не хаш трескал, а подвесил в том контейнере и бил по почкам, пока дерьмо изо рта не полезло вместе с информацией. — Барышников протяжно выдохнул. — Я добрый, потому что мне не разрешают быть злым. И, заметь, Имран отлично это понимает. Потому и сдает своих. Кобенится, а сдает!

— У нас своих сук полно, — зло вставил Злобин. — Давно пора гнать всех на общие зоны. Рвать погоны с мясом и кидать в камеру к ворам! Пусть их там дрючат во все пихательные и дыхательные.

— Когда приказ такой по МВД издашь, приходи — завизирую с радостью, — откликнулся Барышников. — Только ты не министр, а я не президент.