Вот после этого и познакомился бен Фарук и с женами, и с детьми владыки Туниса. Всякое бывало – и ругался с ними, а с кем-то и наоборот… но об этом молчание, ибо честь монарших жен вне подозрений.

К тому же сапожник оказался без сапог – собственные жены умерли. Все искусство мужа оказалось бессильно.

Одна оставалась отрада – белокурая рабыня Дениз, что дни напролет возилась с первенцем паши Делал. Зато ночи… да, ночи этой женщины принадлежали ему. Под их встречи даже удалось втайне от всех оборудовать одну комнату, вход в которую был известен только им двоим.

За год до нападения кочевников аль Сетиф умер. Новый врач привел во дворец своих учеников, немолодой уже бен Фарук стал не нужен. Впрочем, деньги у него были, так что купил он вот эту самую гостиницу, где и живет, славя Всевышнего.

И Дениз… Как этой рабыне, которой навсегда был закрыт выход из дворца, удавалось навещать его черными южными ночами, бен Фарук так никогда и не узнал. Спрашивал, и не раз, но в ответ получал лишь поцелуи, после которых все остальное становилось неважным.

Пять лет назад, когда страшные орды дикарей разорили дворец паши и рвались в город, вот тогда он страху натерпелся. Но вновь спас Милосердный, стража вместе с вовремя пришедшими на помощь моряками все же отбила нападения, не допустила разора и смерти.

Следующей ночью в дверь постучались. Он рванулся, с радостной надеждой распахнул дверь… но вместо любимой на пороге стояла Делал, баюкая замотанную в тряпку правую руку. Эту девочку бен Фарук узнал бы из тысяч – слишком часто они сиживали втроем, болтали, смеялись. Слишком часто они были счастливы.

А вот девочка с того дня уже не смеялась. И не плакала, даже во время лечения того ужасного ожога, когда, чтобы обработать рану, повязки приходилось снимать вместе с присохшей кожей. Лишь недавно, месяц назад, впервые улыбнулась. А сегодня впервые плакала. И старый Рияз не знает, хорошо это или плохо.

Нет, он никогда не расспрашивал принцессу о той ночи, о том, как выбралась и как нашла его дом. Захочет – сама расскажет. До сих пор не захотела.

Вот так. Д’Оффуа оказался в восточной сказке. Только не было в ней ничего хорошего. Были лишь тоска и безнадежность.

К жизни вернула работа. Точнее, та авантюра, которую он же и затеял. Главным авантюристом выступал де Савьер, который, как маг, имел хоть какой-то шанс на удачу. Но и этот призрачный шанс будет гарантированно упущен, если д’Оффуа ошибется.

Скромный служащий купеческого архива славного города Туниса возвращался домой в прекрасном настроении. Начальник вновь отметил его хорошую работу и определенно намекнул, что уже скоро порекомендует старательного подчиненного на свое место. Сразу, как только сам пойдет на повышение, а этот вопрос уже даже и не обсуждается – документы ушли наверх.

Отлично! Пять лет воистину каторжной работы не пропали даром. Жизнь удалась и, несомненно, продолжит радовать и новой оплатой, и, что гораздо важнее, новым бакшишем.

Сейчас главное – не попасть в какую-нибудь мерзкую историю, не дать повода конкурентам опорочить доброе имя честного слуги султана и паши, да продлит Всевышний их дни под этим лазоревым небосводом. Только бы это назначение состоялось! Уж тогда можно позволить себе и вторую жену, и слуг, и дом побольше, повыше, расположенный в приличном квартале, а не в этой дыре, среди узких и кривых улочек, на которых даже днем можно нарваться на грабителей. Пару раз такое уже и случалось, а стража лишь беспомощно разводила руками. Врали, наверняка сами получили долю от отобранных у несчастного клерка кошельков.