Я даже не успела ему сказать, что люблю его. И я только сейчас это говорю. Мой любимый, прости, не ревнуй меня, я сейчас одна в нашей квартире в Кенсингтоне, и я тебя жду. Я уже не могу плакать. Вчера я нашла твои сигареты, половину пачки, ты не докурил. Каждое утро, милый, каждый день своей пустой жизни я начинаю снова ждать. Мои руки, дыхание, мое тело — зачем они без тебя?

Твоя Рената

From: Alexander Bezukladnikov

To: IFS

Subject: No subject

Игорь, добрый день!

Кажется, Вы меня потеряли? Но я еще не готов совсем потеряться.

Хотя, на мой вкус, анонимность лучше любой славы.

Меньше всего мне хотелось обострять сюжет своей истории, которую Вы так добросовестно изложили, изменив лишь некоторые имена и фамилии. Мы ведь оба не любители триллеров… А сейчас Вы мне вряд ли простите, если я, хотя бы вкратце, не поясню обстоятельства моей дурацкой смерти.

Когда мы жили с Ренатой, я был дважды близок к тому, чтобы выйти за сигаретами и не вернуться — просто исчезнуть не прощаясь. Потому что я видел: все это становится слишком опасным и для нее.

Допустим, мы сидим в кофейне в Сохо, слегка выпившие, и мне вдруг ясно, что максимум через полторы минуты мы должны смыться из этого заведения. Но Ренате еще надо всласть накрасить губы и прильнуть ко мне между делом, я тащу ее наружу, а ноги у Ренаты такой длины, что на ходу заплетаются в косичку. И она так льнет, что я уже готов не прятать голову, не исчезать, а повернуться к ним лицом и начать духариться… Чистой воды самоубийство.

К тому же я знал, что Альберто Ризотто на свободе. Его не рискнули отдавать под суд, процесс мог быть чересчур громким и вредным для репутации NSA, поэтому через шесть недель Ризотто отпустили, чтобы снова использовать — как двойного агента.

Он видел меня на мосту Понте Веккио и запомнил в лицо. По своим каналам в агентстве Ризотто выяснил, что это я пригласил его приехать во Флоренцию — простеньким письмом от имени одного торговца живым товаром. Короче говоря, к числу моих преследователей добавился еще один, желающий отомстить любой ценой.

В Лондоне я вроде бы неплохо научился уходить от слежки, от фотокамер и оптических прицелов, просто уходить в нужный момент, но это было страшно утомительно — как прогулка по острому натянутому тросу.

На Тенерифе дышалось посвободнее. Уже хотя бы потому, что там, кроме Ризотто, меня пасла только одна команда — впрочем, тоже готовая на все. Видимо, обе стороны хорошо работали, если ухитрились остаться взаимно незаметными до конца операции.

Ризотто погубила страсть к переодеваниям. Хотя это был по-своему изящный ход — улечься в мой шезлонг, закрыться пляжным полотенцем и дамской шляпой, баюкая на животе пистолет «Велрод» с глушителем.

Можно сказать, он удачно замаскировался, если трое убийц уверенно приняли его за меня. Они подошли со стороны пирса, засадили в Ризотто весь боезапас и довольные вернулись на свой катер. А потом маленькая, но гордая местная полиция увезла то, что осталось от Ризотто, и под предлогом экспертизы мариновала у себя до самых похорон. Теперь у меня есть вполне пристойная личная могила, где лежит редкостный отморозок. Видит бог, это не была моя идея…