Безукладников отвечал в духе токующего тетерева:

— Допустим, ловушка. Зато какая…

Она вернулась из туалета, просто нереально красивая, села рядом с Безукладниковым и предложила ему одновременно вино и пальцы для поцелуя, прислонив к его губам вместе с бокалом.

У меня было ощущение, будто я уже видел эту сцену.

Теперь я вынужден упомянуть одну подробность, которая до сих пор вызывает у меня тихое бешенство.

Еще до того дня, когда они объявили нам о своей помолвке и Безукладников, смущаясь, вручил невесте кулек средних размеров с черным жемчугом, я случайно подслушал телефонный разговор. Двор отеля опустел: Нахимов и Леня, наняв проводника, отправились на подвиги, Безукладников появлялся только к вечеру. Я выгуливал травмированную ногу на дорожках среди зарослей, рискуя нарваться на немецкую пару, которая завела моду сливаться в экстазе чуть не за каждым кустом. Но я нарвался не на них, а на грудной, слегка приспущенный голос Ренаты, поэтому невольно остановился в трех шагах от беседки.

«Yes, honey», — отвечала она своему телефонному собеседнику. И, помолчав, повторяла: «Yes, honey…» Сквозь жирную зелень я видел, как она полулежит спиной ко мне в плетеном кресле, закинув ногу выше головы, и разговор не мешает ей разглядывать черешневый, почти черный лак на ногтях.

Я подался назад, чтобы уйти. Меньше всего мне хотелось бы выяснить, кого Рената именует «милым». Но еще одна отчетливая фраза заставила меня похолодеть. Она произнесла: «No! The fishing `s off. He refused», — и я понял, что речь идет о Безукладникове.

Уже вернувшись к себе в комнату, я попытался вообразить озабоченную морду того деятеля, которому позарез надо быть в курсе, что рыбалка отменяется, поскольку «объект» (или как они его там называют?) отказался.

После некоторых колебаний я решился пересказать услышанное Безукладникову, хотя чувствовал себя не в самой приглядной роли. Он реагировал очень легко:

— Это только маленькая женская корысть. Не берите в голову — мы все не ангелы. У Ренаты есть гораздо более привлекательные качества.

— Например?

Он вдруг засмеялся:

— Например, большая женская корысть.

Один раз я на минуту остался с Ренатой наедине, и она спросила, чем я занимаюсь в жизни. У нее была странная привычка — глядеть говорящему в губы, аккуратно облизывая свои.

Когда Безукладников вручал невесте черный жемчуг в кульке, словно угощал ягодами или орешками, ее глаза (я готов поклясться) стали влажными.

Это было за день до моего отъезда. Нахимов и Ламерчук улетели с острова чуть позже.

Рената взяла у нас троих почтовые адреса — чтобы выслать свадебные приглашения. Я почти не сомневался, что никакого приглашения не будет. Меня вообще не покидало печальное предчувствие, что я вижу Безукладникова в последний раз. Утешало только одно — сам он выглядел безусловно счастливым.

Я получил этот лиловый припухлый конверт шестнадцать месяцев спустя. Несколько стандартных британских марок, профиль Елизаветы II, штемпель королевской авиапочты. Адрес, надписанный с толикой изящной небрежности, с наклоном влево. Внутри — полсотни страниц английского текста, набранных на компьютере, распечатанных и сшитых в формате дамского ежедневника.