Лучше бы он этого не говорил.

Когда боец невидимого фронта слышит из уст противника, что его невидимые подвиги шиты белыми нитками, это хуже, чем провал. Ему остается только убить противника или убиться самому. Убиваться полковник Стефанов не собирался. Его самообладанию могли позавидовать десять безукладниковых. Он даже позволил себе мягко улыбнуться и задать абстрактный вопрос:

— Что вы еще обо мне знаете, Александр Платонович?

Ответ был не менее абстрактным, но ужасающим:

— А практически все. — Безукладников явно терял к собеседнику всякий интерес.

— И кто же ваши информаторы?

— Мне не нужны информаторы.

Безукладников глянул на часы. Он прикидывал, успевает ли вернуться в отель и, допустим, немного поспать до того, как увидит себя в наручниках (оставалось четыре часа двенадцать минут), либо уже больше не возвращаться.

Стефанов, в свою очередь, тоже прикидывал. Он не впервые сталкивался с необходимостью убрать человека. Но никогда еще эта необходимость не была столь настоятельной и срочной.

Выбирая максимально опрятное решение, он потягивал время, как свой остывший капучино, и продолжал поигрывать в вопросы-ответы. В принципе, уже не имело значения, что ответит кандидат в мертвецы. Какая разница, о чем толковать с трупом?

— Вы еще не упомянули про мою личную жизнь. Расскажете что-нибудь остренькое?

— Разве у вас есть личная жизнь?..

— Ну вы просто обязаны знать обо мне что-то интимное.

У Безукладникова было такое выражение лица, будто его принуждают заглянуть в глубокий внутренний мир мусоросборочной машины.

— Вам так хочется услышать? Хорошо. Интимное так интимное. Уж не взыщите, сами напросились. Я про вашу зевоту… Вы когда, извините, онанируете, на вас нападает зверская зевота, просто зверская. Вы даже врачу хотели пожаловаться — но постеснялись. Вот и вся личная жизнь.

Он опять посмотрел на часы.

— Две минуты назад вы решили меня убить. А через минуту предложите сесть в ваш автомобиль и поехать вместе с вами.

Стефанов сидел весь серый, с пустыми, безумными глазами.

— И что вы мне ответите? — спросил он.

— Я соглашусь, — ответил Безукладников.

— Почему вы согласились? — не выдержал я.

Они выехали на окружную дорогу, все больше удаляясь от центра, и молчавший до сих пор Стефанов глухо проронил, не оборачиваясь:

— Почему вы согласились?

— Я устал быть дичью, которую травят. У меня еще впереди полтора года беспрерывного бегства. А вы — это другой вариант, совершенно другая возможность. Хотя все равно бегство…

— Какой вариант? — Полковник был явно подавлен.

Безукладников промолчал, разглядывая окрестность. Тонированные стекла только усугубляли пасмурность и бедность пейзажа.

Район, где Стефанов построил себе дачу, был не престижный, без выгодных перспектив, а потому хорошо забытый муниципалитетом и деловыми людьми. Собственно, именно это и привлекло сюда полковника ФАПСИ, чей вкус неожиданным образом совпадал с безукладниковским ровно в одном пункте: одинокий и замкнутый Стефанов тоже ценил роман Уэллса «Человек-невидимка», хотя презирал главного героя за то, как он бездарно распорядился своей невидимостью. Обладай полковник такой способностью — он бы давно уже руководил как минимум государством.