– Несколько недель назад. Он никогда не приходит регулярно.

– И вы не беспокоились?

При этом вопросе Том Страуд хмыкает:

– И да, и нет.

– И это значит…

– Значит, что если я и беспокоился, то все равно не знал, что с этим сделать. Хэнк взрослый человек. Он не обязан передо мной отчитываться. Если бы я позвонил вам, то что бы вы сделали?

Нужды отвечать нет. Это очевидно.

– Хэнк показывал вам видео – его кто-то снял в парке? – спрашиваю я.

– Какое видео?

Я вытаскиваю свой мобильник, даю ему просмотреть запись.

Когда запись кончается, Том опускает голову на руки.

– Бог мой… кто это опубликовал?

– Мы не знаем.

– Могу я… не знаю… могу я заявить об исчезновении Хэнка – или как это делается?

– Можете, – отвечаю я.

– Тогда я заявляю об этом. Оги?..

Оги смотрит на Тома.

– Найди моего парня, ладно?

– Мы сделаем все, что в наших силах, – задумчиво кивает Оги.

Перед тем как нам уйти, Том Страуд ведет нас в комнату, которую его бывшая жена выделила для Хэнка.

– Он никогда здесь не остается. Не думаю, что Хэнк заходил сюда после моего возвращения.

Том открывает дверь, и в ноздри ударяет запах затхлости. Мы входим, видим дальнюю стену, и я поворачиваюсь, чтобы увидеть реакцию Оги.

Стена увешана черно-белыми фотографиями, вырезками из газет, снимками с воздуха базы ракет «Найк» в период расцвета. Сведения в основном старые, фотографии закручиваются на уголках, вырезки пожелтели, как зубы курильщика. Я ищу что-нибудь новое или что-нибудь такое, чего не найти поиском в Интернете, но не вижу ничего необычного.

Том видит нашу реакцию.

– Да, я думаю, Хэнк был одержим этой старой базой.

Я снова смотрю на Оги. И опять Оги не соглашается.

– Хэнк вам что-нибудь говорил об этом? – спрашиваю я.

– Например – что?

– Да что угодно, – пожимаю плечами я.

– Ничего такого, что имело бы смысл.

– А как насчет того, что не имело смысла?

Том Страуд смотрит на Оги:

– Вы думаете, эта база имеет какое-то отношение…

– Нет, – отвечает Оги.

Том обращается ко мне:

– Хэнк нес всякую чушь. Вы знаете, всякую ерунду – они, мол, там развели секреты, они злые, они проводили эксперименты с мозгом. – На его лице появляется печальная улыбка. – Забавно.

– Что? – спрашиваю я.

– Нет, не забавно, в ироническом смысле. Я уже говорил – Хэнк был просто одержим этим местом. С раннего детства.

Тут он замолкает. Мы с Оги тоже молчим.

– В общем, Дорис шутила, что, может, Хэнк и прав, – вдруг какая секретная лаборатория и впрямь проводила таинственные эксперименты на этой базе. Наверное, Хэнк как-то раз мальчишкой забрел туда, а плохие ребята схватили его и сделали что-то с его мозгом, и потому он теперь такой.

В комнате воцаряется тишина.

– Но Дорис только подсмеивалась. – Том пытается перевести все это в шутку.

Юмор висельника. Если нечто подобное случается с вашим ребенком, вы хватаетесь за любую соломинку.

Директор школы Дебора Керен беременна.

Я знаю: замечать беременность, возможно, нетактично, однако Дебора миниатюрная женщина, за исключением живота, и одета в оранжевое, а это странный выбор, если только она сознательно не пытается выдать себя за тыкву. Дебора замирает на краешке стула. Ей требуется некоторое усилие, чтобы подняться. Я ей говорю, что вставать не нужно, но она уже преодолела половину пути, и впечатление такое, будто для того, чтобы погасить инерцию движения и безопасно опустить назад на стул, ей потребуется лебедка и бригада рабочих.