– Значит, он – душевнобольной?

– Скажем так.

– Остается Бет.

– Что ты о ней знаешь?

– Ничего. Уехала учиться в колледж и не вернулась. Я координатор нашего выпуска, поэтому пыталась ее найти, получить адрес электронной почты, ну, пригласить на встречи одноклассников. Ничего.

– А ее родители?

– Последнее, что я о них слышала, – они переехали во Флориду. Я и им написала, но они не ответили.

Хэнк и Бет. Нужно поговорить с ними. А что им сказать?

– Мы куда идем, Нап?

– Недалеко, – отвечаю я.

Я хочу кое-что показать ей, а может, хочу увидеть сам. Я посещаю старых призраков. Воздух наполнен запахом сосновых шишек. Время от времени нам попадаются разбитые бутылки или пустые пачки из-под сигарет.

Мы уже совсем рядом. Я знаю: это мое воображение, но воздух вдруг словно замирает. Ощущение такое, будто здесь кто-то есть, наблюдает за нами, затаив дыхание. Я останавливаюсь у дерева, провожу рукой по коре. Нащупываю старый ржавый гвоздь. Перехожу к следующему дереву, провожу рукой – еще один ржавый гвоздь. Я думаю.

– Что? – недоумевает Элли.

– Я сюда никогда не приходил.

– Почему?

– Доступ сюда был закрыт. Эти гвозди… Тут всюду висели знаки.

– Типа «Проход воспрещен»?

– На знаках было написано: «Запретная зона» – надписи большими красными буквами, – говорю я. – А под ними множество пугающих маленьких буковок, сообщающих, что место закрыто в соответствии с каким-то законом под номером «та-та-та» и все может быть конфисковано, фотографировать запрещено, вы будете обысканы, бла-бла-бла. Заканчивалось все следующими словами, напечатанными курсивом: «Разрешено применение летального воздействия».

– Так и было написано? Про летальное воздействие?

Я киваю.

– У тебя хорошая память, – отмечает она.

Я улыбаюсь:

– Маура украла один из знаков и повесила у себя в спальне.

– Шутишь.

Я пожимаю плечами.

– Ты любил плохих девочек! – Элли подталкивает меня плечом.

– Может быть.

– И до сих пор любишь. В этом-то и проблема.

Мы идем дальше. Странное ощущение – быть там, где висели запрещающие знаки, словно какое-то невидимое силовое поле наконец исчезло и позволило двигаться вперед. Через пятьдесят ярдов видим остатки колючей проволоки. А когда подходим ближе, становятся видны руины сооружений, торчащие над подлеском и зарослями.

– Я в одиннадцатом классе писала доклад об этом, – вспоминает Элли.

– О чем?

– Ты ведь знаешь, что здесь находилось?

Я знаю, но хочу, чтобы она сама мне сказала.

– База ракет «Найк», – говорит она. – Многие в это не верят, но так оно и было. Во время холодной войны – я говорю о пятидесятых годах – армия прятала эти базы в таких городках, как наш. Их открывали на фермах или в лесах вроде этого. Люди думали, что это сплетни, но база здесь была.

В воздухе тишина. Мы подходим ближе. Я вижу то, что прежде, вероятно, было казармами. Пытаюсь представить себе солдат, машины, стартовые площадки.

– Отсюда могли запускать сорокафутовые ракеты «Найк» с ядерными боеголовками. – Элли прикладывает ладонь козырьком ко лбу и смотрит, словно все еще может видеть их. – Это место, вероятно, всего в сотне ярдов от дома Карлино на Даунинг-роуд. «Найки», как предполагалось, должны защищать Нью-Йорк от советских ракет или бомбардировщиков.