И нарушается стройность мыслей, и стынет в жилах и без того холодная кровь. Вот и все, глава осталась незаконченной…

Боже мой! О чем он горевал? О каком-то потерянном или украденном пистолете! О каком-то итоговом совещании, где его вздрючат! О показателях! О «налоге на кресло»! О вероятном выходе на пенсию! Ерунда!

Говорят, люди, пережившие клиническую смерть, начинают по-другому относиться к жизни. Очень может быть…

Блин! Какая, на хрен, смерть?! Надо держаться, жизнь – не пиво, если закончится, в магазин за ней не сбегаешь. Нет, не таков российский мент, чтобы вот так, за бесплатно, с голой жопой, по идиотскому стечению обстоятельств уйти на вечный покой. Мент должен уходить красиво, как викинг – в бронежилете, в схватке с озверевшим преступником или злостным алименщиком. И не в парке, а в подотчетном районе. В квартале. В жилом массиве! Ну, на крайняк загнуться от инфаркта в рабочем кабинете в разгар совещания. И получать посмертный орден, а не жалкую запись в свидетельстве о смерти: «Умер в результате невыясненных обстоятельств». И салют над могилой непременно, и некролог в центральной прессе. Радости от этого мало, но…

Нет, нет. Как говорят англичане – из двух зол лучше не выбирать никакого. Надо бороться до конца. Хотя бы для того, чтобы доказать жене: он не проклятый изменщик и подаренный костюм с трусами у любовницы не оставлял. И чтобы поймать поганого ванильного маньяка… И еще. Тамагочи в его рабочем столе. Если он загнется, Лариса никогда не узнает, что он все-таки нашел его.

Усталость усталостью, но самое страшное, у Евгения Александровича кончился запас матерных слов, хотя знал он этих слов предостаточно – бери и словарь составляй. Все истратил, до последней нецензурной буковки, и за новыми в карман не полезешь – нет у него сейчас карманов. Без водки и порток продержаться можно, но как без живительного слова? Все равно что в атаку без патронов бежать.

Останавливаться нельзя – Мороз Иванович щекочет. Не можешь бежать – иди, не можешь идти – ползи, не можешь ползти – ори, не можешь орать… Посторонних нет, стесняться нечего. Спасение замерзающих – дело ног самих замерзающих.

Никифоров еще раз принюхался. Да, ошибки быть не может, этот запах он не спутает ни с чем – их сортир в управлении не ремонтировался с прошлого века. Это не ароматы ванили.

Подышал в ладони, двинулся дальше. Расцарапал плечо о сосновую ветку – пустяки, зацепился ногой за пень – фигня.

Вон он, вон он, родной! Стоит, воняет! Как прекрасна эта вонь! Он не променял бы ее и на сотню флаконов с «Шанелем» и тысячу с «Ванилью». Это и называется – «нужное время и нужное место».

В свете на минуту появившейся луны сортир для инвалидов смотрелся завораживающе, словно домик лесного волшебника или дедушки Мороза. Вмурованная в стену (чтоб не сняли) латунная табличка поясняла, что заведение построено на деньги фонда «За гуманизм и милосердие», основанного Семиструевым А. Г. А надпись баллончиком «НАТО – прочь с Украины» говорила, что оно популярно у политически активных масс. Увы, сам волшебник слинял, повесив на дверь амбарный замок. Тем не менее Евгений Александрович, надеясь на новогоднее чудо, подергал его. Чуда не случилось.