– Но! – ткнул пальцем в сторону Китаева Никифоров. – Книжками не увлекайся! Про другие преступления тоже помни, не забывай. А то выгоню к чертовой матери… Что там, кстати, по маньяку?

– Ищем, – скромно ответил зам.

– То есть ничего, – понял опытный Евгений Александрович, – я скажу Перилову, чтобы всех постовых перекинул в парк. Не поймают, так хоть отпугнут. А повезет – может, и прихватят… Все, ступайте. И бумаги в порядок приведите – чувствую, скоро проверяющие осчастливят проверкой.

Китаев вышел, а натуральный блондин притормозил на пороге.

– Ой, совсем забыл, – произнес он, словно разведчик, который на самом деле помнит все.

– Что такое?

– Да тут… Ерунда, – Станислав Дмитриевич раскрыл рабочую папку с тиснением белочки в фуражке, – благотворительная лотерея. К юбилею… Подпишите.

Он, словно стесняясь, положил перед Никифоровым позолоченный паркер и документ, украшенный угловой и гербовой печатями райуправления, на котором не хватало только подписи начальника.

– Какая еще лотерея? – нахмурившись, Евгений Александрович взял со стола очки. – «Свидетельство. Настоящим подтверждается, что фонд „За гуманизм и милосердие“ имеет право на проведение благотворительной лотереи в честь празднования четырехсотлетия упоминания о первой белочке…» Не понял, мы-то тут при чем?

– Это на всякий случай… Лотерея будет проходить на улицах… Чтоб не возникало вопросов.

– У кого?

– Ну, например, у постовых, участковых… И вообще граждан.

– И в чем будет заключаться лотерея?

– Ну, ничего особенного, – Касаткин походил на студента, отбивающегося на экзамене от надоедливого препода, – участник покупает билет, вытаскивает из барабана шарик с названием приза… Если выиграет, приз получает прямо тут же… Призы хорошие – бытовая техника, мобильные телефоны.

– То есть лохотрон?

– Почему? Все законно, с налогообложением… Билеты с голограммой. Деньги пойдут в фонд. А оттуда – на гуманизм и милосердие.

– Гуманизм нельзя купить. А уж тем более милосердие… Кто у нас там главный гуманист? Председатель фонда, спрашиваю, кто?

Станислав Дмитриевич потупился, словно фиктивный жених на венчании, и едва слышно ответил:

– Семиструев…

– Семиструев, Семиструев… Аполлон, что ли? Это которого я за липового Газманова прихватил?

– Евгений Александрович, тогда время такое было… Все мы не без греха. А сейчас он вполне, вполне… Изменился.

– Нечего на время пенять, коли рыло в пуху… Вижу я, как он изменился. Как был кидалой, так и остался. Благотворитель хренов. – Никифоров откинул бумагу так, что она соскользнула и плавно, словно дельтаплан, спикировала под шкаф.

Касаткину пришлось встать на колени, чтобы достать документ.

– Я главного не понял, Станислав Дмитриевич… Ты-то тут каким боком? Ладно бы еще Перилов подошел, это его фронт.

Вопрос был задан скорее формально, нежели по делу. Никифоров все понял сразу.

– Я по отделу дежурил от руководства, – пояснил зам, отряхивая колени, – Семиструев приехал, попросил принять… Оставил бумагу. Я пообещал разобраться.

– И сразу печатей на бумажку понаставил…

– Он купит в ОБЭП два компьютера… И сделает ремонт туалета. Но самое главное, проспонсирует замену удостоверений и изготовление жетонов.