Так и жили пока. Варя при хозяйстве, Ольга – при высоких рабочих отношениях. Встретили Новый год втроем, стол накрыли, елочку нарядили. Потом снова начались рабочие будни, январь проскочил незаметно, пришел февраль с его пронизывающими ветрами и серым низким небом. Однажды, когда после ужина пили чай на кухне, Варин телефон пропищал новым сообщением, и она взглянула на экран бегло. И тут же замолчала посреди разговора, отвернувшись к окну.
– Что, Варь? Что там за сообщение? От кого? Случилось что-нибудь, да? – участливо начала выспрашивать Ольга, видя, что Варя расстроена.
– Ничего не случилось, Оль, – тихо ответила Варя, не поворачивая головы. – Наоборот…
– Что – наоборот? – не унималась Ольга.
– Наоборот, говорю, все хорошо… Иван на мою карточку деньги прислал… Довольно крупную сумму…
– Ну? А чего ты расстроилась?
– Не знаю… Он ведь так и не позвонил мне ни разу… А деньги прислал.
– И что? Это разве плохо, Варь? Это значит, что он беспокоится о вас…
– Не о нас, а о Ясе, Оль. Ну, это вроде как алименты, что ли…
– А тебе обидно, да? Вон с какой тоской произнесла это слово – алименты… Ну, алименты, и что? Это значит, что Иван – хороший отец, добросовестный и порядочный, от ребенка своего не отказывается. Радоваться надо, а ты расстроилась!
– Да чему тут радоваться, Оль… – повернула к ней лицо Варя, и Ольга увидела, что она вот-вот расплачется. – Чему тут радоваться, не понимаю!
Ольга замолчала, вдруг осознав, что сейчас происходит с сестрой. Помолчав, спросила участливо:
– Жалеешь, да? Жалеешь, что все так получилось?
Варя ничего не ответила, только пожала плечами, едва сдерживая слезы. Ольга, чтобы как-то поддержать ее, заговорила тихо:
– Да ты поплачь, если хочешь, чего уж… Поплачь, поплачь, легче станет. Ты думаешь, я не понимаю тебя, что ли? Прекрасно я тебя понимаю… Жалеешь, да… Опомнилась наконец… Хмельной любовный ветер утих, и опомнилась. Но ты особо-то не жалей, Варь. Ты ведь все равно не любила Ивана. Ведь не любила, признайся? Если так легко ушла от него…
– Я нелегко ушла, Оль. Совсем нелегко. А относительно того, любила или не любила… Я теперь и сама не могу ответить на этот вопрос. Вот не могу, и все… Раньше знала, что не люблю, а теперь… Теперь уже ничего не знаю.
– Так и никто не знает, Варь. Любовь – это ж такая зараза… Или сразу на тебя обрушится да всю душу клещами вытащит, или спрячется в засаде, притворившись ненужной. А когда ты ее прогонишь как ненужную, тут она тебе и в спину ножом… Не можем мы ею управлять, любовью-то. Не поддается она управлению. Обмануть может, а поддаться – нет.
– Да, Оль, да… Теперь я поняла, наконец, что мне пыталась втолковать Инна Борисовна…
– И что же?
– Она говорила, что я потом пойму. Вот я и поняла, кажется.
– Да что? Что ты поняла-то, Варь?
– А то… В мире ведь действительно столько зла, обмана, хитрости, нелюбви… А ты вдруг оказалась избранной, тебя полюбили по-настоящему, и ты будто купаешься в светлом потоке, и думаешь, что это так положено, и только тебе положено… Что ты заслужила чем-то… И даже не заслужила, а просто право имеешь как законная собственница… И не думаешь о том, что за эту любовь отвечать надо. Обязательно надо отвечать, правда? Если уж ты ее приняла… Если собственницей ее назвалась… И не просто отвечать, а учиться ответной любви. Должна научиться, и все тут. Хотя должна – неподходящее слово, тут речь вовсе не о долге! Если думать только о долге, то не получится ничего. Нет, нужно просто стараться, и все. Стараться от всего сердца. И любовь услышит это старание и откликнется ответом… Ты понимаешь, о чем я говорю, Оль?