– Сам себе хозяин, никто тебе не указ. Делаешь, что хочешь, идешь, куда хочешь… Красота!

– К такому нужно иметь склонность, – уклончиво ответил дядя. – Да и противно это человеческой природе. В какой-то момент она может потребовать свое.

– Это что, например?

Он говорил загадками, и я не понимала его посыл.

– Например, любовь. Природа человеческая такова, что должен он любить кого-то, заботиться о ком-то.

– Зачем? Половина проблем в нашей жизни от этой любви, – фыркнула я. – Вот ты же не нуждаешься в этой любви?

– Да что ты пристала, ты да ты! – неожиданно возмутился дядя и с грохотов отложил ложку.

Первый раз видела, чтобы он так эмоционально на что-то реагировал.

– Ну я…

– Ты еще сущий ребенок и совершенно не знаешь жизни. Выросла под родительским крылышком и самостоятельности в тебе мизер. И ты понятия не имеешь, каково это жить одному, рассчитывая только на собственные силы.

– А ты расскажи, – тихонько попросила я.

– Что рассказать?

– Почему живешь один?

По выражению лица дяди пыталась определить, о чем он сейчас думает, пошлет меня куда подальше или нет. До этого ни одна попытка разговорить его не заканчивалась успехом. Он сразу же замыкался, как только я пыталась коснуться чего-то личного. Вот и сейчас явно боролся с собой. Мне же до ужаса хотелось узнать его историю. Да и не только его, ведь выросли они вместе с мамой. И мама была старше брата, кажется, на пять лет. Неужели они не любили друг друга? И как получилось так, что родные брат и сестра вообще не общались?

– Потому что привык так жить.

– И ты никогда не любил? Ну, женщину… – сказала и покраснела. Как-то стыдно стало спрашивать о таком у взрослого мужчины, да еще и настолько замкнутого, как мой дядя.

Но он не разозлился, а напротив, в очередной раз повел себя странно и не так как раньше.

– А что ты знаешь о любви? Вот как бы ты хотела, чтобы любили тебя? – задумчиво поинтересовался.

– Ну, сильно… Чтобы обо мне заботились, прислушивались к моим желаниям. Чтобы понимали… уважали, ценили… Не пытались навязать свою волю. Любили, ну!

Как-то непривычно было рассуждать о любви, как о чем-то абстрактном, не применительно ни к кому. Наверное, поэтому еще представляла себе Игоря и понимала, что он не вписывается ни в один из перечисленных мной пунктов.

– А ты сама бы смогла так любить?

– Не знаю, – растерялась я.

– Ведь все, о чем ты толкуешь, может существовать только во взаимности. А лишенное взаимности это превращается в одержимость, – жестко добавил, и я заметила, как сильно он сжал челюсти.

– Ты сейчас говоришь о себе? – аккуратно поинтересовалась и испугалась той мрачности во взгляде дяди, которым он окинул меня.

– Нет.

– О ком же?

– О родителях, – голос его дрогнул, у меня же в горле мгновенно вырос ком. – Отец любил мать именно так, как ты говоришь, пока эта любовь не свела его с ума.

– Расскажи, – совсем тихо попросила.

И я узнала его историю, которая отчасти была и историей моей мамы. Ничего удивительного, что все эти годы мама хранила ее глубоко в тайне. Все время до восемнадцати лет она жила в аду.

Жил-был парень, который очень любил одну девушку. Еще со школьной скамьи, со времен, когда она в косы вплетала яркие ленточки. Учились они в одной сельской школе, в одном классе, а родом оба были из семей староверов.