— Но как мы доберемся до Шотландии? Как мы уйдем из дому, не заставив Диану беспокоиться? Ты же знаешь, что она обзвонит все вокзалы и аэропорты. И мы не можем позаимствовать ее машину: нас остановит первый же полицейский.
— Я знаю, — сказал Джоди, — но я все продумал. Он допил свое молоко и придвинулся поближе. — У меня есть план.
Через денек-другой должен был наступить апрель, но зябкий и хмурый день уже погружался в темноту. В сущности, света и так не было почти весь день: с самого утра небо было обложено низкими свинцовыми облаками, из которых время от времени сыпался холодный мелкий дождик. Все вокруг выглядело уныло. Холмы, насколько хватало глаз, были покрыты бурой зимней травой. Снег, оставшийся от последнего снегопада, покрывал все возвышенности и лежал глубоко в ущельях и трещинах, словно не к месту разбрызганная сахарная глазурь.
Узкая долина между холмами вторила изгибам реки, и вдоль нее сейчас дул северный ветер, пришедший прямо из Арктики, резкий, ледяной и немилосердный. Он проносился сквозь голые ветви деревьев, поднимал из канав старые сухие листья и носил их по воздуху в сумасшедшем танце, шумел в высоких соснах, напоминая отдаленный гул моря.
Церковный погост располагался на открытом месте и там не было никакого навеса. Группы людей, облаченных в траур, ежились под сильными порывами ветра. Накрахмаленный стихарь приходского священника хлопал и раздувался, словно плохо натянутый парус, и стоявший с непокрытой головой Оливер Кейрни уже не чувствовал собственных щек и ушей и жалел, что не догадался надеть под пальто теплую подстежку.
Он заметил, что его сознание пребывает в каком-то странном состоянии: оно было отчасти туманным и отчасти ясным, как кристалл. Он едва слышал слова богослужения, которые были сейчас важны, зато его внимание было приковано к желтым лепесткам большой охапки нарциссов, пылавшей посреди этого сумрачного дня, словно свеча в темной комнате. Большинство скорбящих, стоявших вокруг него за границей его поля зрения, были безымянны, словно тени, но один-два человека привлекали его внимание, как фигуры на переднем плане живописного полотна. Одним из них был Купер, старый смотритель, одетый в свой лучший твидовый костюм и черный трикотажный галстук. Другим был сосед Кейрни Дункан Фрэзер, в грузной фигуре которого было что-то отрадное. И еще была девушка, странная девушка, выбивавшаяся из этого скромного собрания. Темноволосая, стройная и загорелая, в низко надвинутой шапке из черного меха и в больших темных очках, почти полностью скрывавших ее лицо. Очень эффектная. Раздражающая. Кто она? Подруга Чарлза? Непохоже…
Он поймал себя на том, что погрузился в бессмысленные домыслы, выкинул их из головы и вновь попытался сконцентрироваться на происходящем. Но злокозненный ветер, словно сговорившись с личным демоном Оливера, взвился в неожиданном порыве, поднял с земли у его ног прошлогодние листья и закружил их на лету. Потревоженный, он обернулся и глянул прямо в лицо незнакомке. Она сняла очки, и он с изумлением увидел, что это Лиз Фрэзер. Невероятно элегантная Лиз стояла рядом со своим отцом. Их глаза на мгновение встретились, он отвернулся, и его мысли пришли в смятение. Лиз, которую он не видел года два или больше. Лиз, повзрослевшая, по каким-то причинам оказавшаяся в Росси-хилл. Лиз, которую обожал его брат. Он почувствовал к ней благодарность за то, что она сегодня пришла. Для Чарлза не было бы ничего дороже.