Но за что я благодарю Господа, так это за Го-шины гантели. Они достались мне после его смерти. Мне было четырнадцать или пятнадцать лет, я выволакивал их на задний дворик и там, на солнышке, поднимал и поднимал их.

– Ты наживешь себе грыжу с этими штуками, – предупреждала моя мама, выглядывая из окна спальни. – Ты простудишься, стоя в одних трусах.

Я выписывал буклеты по культуризму. Я любовался своим торсом, разглядывая себя в зеркале. Я то и дело напрягал мышцы, сидя на уроках в школе, внимательно изучал свои предплечья, остановившись у светофора, восхищался своими бицепсами в автобусе. Я думал о том, что когда-нибудь придет день и кто-нибудь нанесет мне удар, и тогда моя дельтовидная заставит их жестоко пожалеть об этом. Но, слава Богу, никто не собирался бить меня.

Наоми была первая! Выходит, это для нее я пыхтел и напрягался под осуждающим взглядом моей матери. Нельзя сказать, что ее икры и бедра оказались слабее моих, но плечи и грудная клетка – здесь я имел преимущество. Я подмял ее под себя – и засунул язык в ее ухо, ощущая там вкус скопившейся за весь день нашего путешествия серы, вкус всего этого священного дерьма.

– Я собираюсь трахнуть тебя, еврейская девушка.

– Ты сумасшедший! – она изо всех сил пыталась сбросить меня. – Ты псих на свободе!

– Нет, о нет, – утробно рычал я. – Теперь ты будешь учить уроки, Наоми, и сейчас я преподам тебе первый! – Я все сильнее прижимал ее к полу. – О, добродетельная еврейка, теперь мы поменялись ролями, девственница! Теперь тебе придется оправдываться перед всем кибуцем и объяснять им причину своих вагинальных выделений! Ты говоришь, вон как они разошлись из-за часов. Погоди, посмотрим, что они устроят, когда почуют запашок твоей пизды! Много бы я дал, чтобы побывать на том собрании, где они будут обвинять тебя в осквернении национальных святынь! Тогда, быть может, ты почувствуешь то, что чувствуем мы, падшие невротичные евреи! Социализм существует, но и спирохеты тоже, любовь моя! Вот он, вводный курс в самую липкую сторону мира, дорогая. Снимай, снимай эти патриотические шорты цвета хаки, раздвинь свои ляжки, кровь крови моей, разомкни свои хорошо укрепленные бедра, открой пошире эту мессианическую еврейскую дыру. Внимание, Наоми, сейчас я окроплю заразой твои органы репродукции! Я изменю будущее целой расы!

Но, конечно, у меня ничего не вышло. Я вылизывал ее уши, я сосал ее немытую шею, я грыз зубами ее толстые косички, но когда сопротивление уже начало ослабевать, я оставил ее и откатился в сторону.

– Бесполезно, – сказал я. – У меня здесь не встает.

Она поднялась, стала надо мной, отдышалась, посмотрела вниз. Мне показалось, что сейчас она водрузит подошву своей сандалии на мою грудь. Или вышибет из меня душу. Я вспомнил, как маленьким мальчиком наклеивал такие картинки в свою тетрадку. Как же я докатился до такого?

– Им-по-тент в Из-ра-а-иле, да-да-да-а-а! – пропел я на мотив «Птичьей колыбельной».

– Еще одна шутка? – спросила она.

– Ага. И будет еще. Зачем отрекаться от собственной жизни?

И вдруг она сказала нечто дружелюбное. Она, конечно, могла себе это позволить, возвышаясь надо мной.