– Очень приятно! – лицо ветерана на мгновение озарила сдержанная улыбка. – Ворошилов. Чем могу быть полезен?

– Сейчас я работаю над серией репортажей под общим названием «Повстанческие судьбы», – начинаю импровизировать на ходу. – И горю желанием записать ваш рассказ.

– Что ж, спрашивайте…

– Откуда у вас такой экзотический псевдоним?

– А в нашем отряде были и Ленин, и Берия – почти всё Политбюро…

– Как это могло случиться?

– Когда в 1939-м пришли первые Советы, на Полесье наконец стала поступать периодика. Естественно, пропагандистской направленности. Одна острая на язык девушка увидела портрет Ворошилова на первой странице «Правды» и ляпнула, мол, вылитый Пархотюк! С той поры и прилипла ко мне кличка…

– Значит, особой ненависти к коммунистам вы не питали?

– Нет, конечно… Кстати, Советы назначили мне пенсию – 56 рублей, а незалежная ненька расщедрилась поначалу аж на 47 гривен… Нет, не за такую Украину мы боролись.

– А за какую?

– За свободную, демократическую страну, в которой главенствует закон! Между прочим, мы без солтыса[58] даже иголку взять не могли. И если б наш командир – Рудый – который, по некоторым данным, был советским полковником, узнал, что кто-то из его подчиненных грешит мародерством – расстрелял бы на месте!

– Кто были ваши главные враги?

– Гитлеровцы и полицаи… Мы защищали местное население, не давали угонять людей в Германию, отбивали конфискованный у крестьян скот. А советских партизан не трогали. Поймаем, отберём оружие, дадим копня в дупу – и отпустим на все четыре!

– Какие сражения запомнились более всего?

– Бой возле села Яновка. Уж больно много моих друзей там полегло… Но и немчукам дали неслабо. Одного из них даже в плен взяли. Славный такой малый, он нам в походах кушать варил. Позже обменяли его на двух наших…

Кливанскому не терпелось немедленно перейти к более материальным вещам – казне и схронам, но я настолько увлёкся, что не давал старику передышки…

– За участие в УПА вы преследовались Советской властью?

– А то как же! Получил положенные двадцать пять плюс пять. Отбывал наказание в Норильске. Много работал на лютом морозе, но зла на русских не держу…

– Когда освободились?

– В 1956-м… Как говорится, откинулся по «половинке»…

– В то время только-только сложили оружие некоторые непримиримые. Они проведывали вас?

– Бывало – заходили, но никаких новых идей не предлагали…

– Не звали резать учителей, библиотекарей?

– Может, кто и резал, только не наши парни! Некоторых из них рекрутировали в 1944-м, некоторых выслали в Сибирь, так что против мирных жителей даже физически воевать они не могли. Террор вершили в основном бывшие полицаи. Жаль, что порою нас ставят в один ряд с ними. Возьмите, например, меня… Разве б вернулся я домой, если б на моих руках была кровь односельчан?

– С кем из ветеранов УПА вы поддерживаете сегодня связь?

– А это пусть они сами скажут.

– Безногого, безногого знаете? – не выдержал Владимир.

Пархотюк лукаво улыбнулся и дал отрицательный ответ. Может, из-за того, что Клёва говорил с заметным русским акцентом?

– Ещё нас интересуют схроны, – попытался направить разговор в нужное русло Леонид.