— Мы точно не знаем, — ответила Пег.

— Его выпустили оттуда?

— Мы точно не знаем, что случилось, потому что понятия не имели, что он тоже был пациентом Уилларда, — пояснила Иззи. — Иначе мы бы поискали его документы, когда получили доступ в архивы.

— Возможно, нам еще представится такой шанс, — предположила Пег, — но, если честно, я в этом сомневаюсь.

— Картрайт… — произнесла Сьюзан, похлопывая себе по подбородку. — Мне знакомо это имя. Генри Картрайт и его жена погибли во время пожара в тоннеле Холланда. Мне тогда было двадцать лет. Все журналисты трубили об этом, потому что он был знаменитым банкиром.

— Это ваши бабушка и дедушка, — сказала Иззи.

Сьюзан вскинула брови.

— Откуда вы знаете?

Иззи набрала в грудь воздуха, достала из сумки блокнот и положила его стол.

— Здесь все написано, — объяснила она. — Это дневник вашей матери.

Сьюзан ахнула и осторожно дотронулась до зеленой кожаной обложки. Она открыла дневник и пробежала взглядом по первым строчкам.

— Оставьте его себе, — предложила Пег.

Сьюзан долго молчала, потом взяла дневник и прижала его к груди.

— Спасибо вам большое, — поблагодарила она, улыбаясь сквозь слезы. — Даже не знаю, как вас благодарить!

Она снова взяла фотографию. У нее дрожали губы.

Иззи кашлянула.

— Это еще не все, — сердце, казалось, вот-вот взорвется. — Ваша мать не умерла при родах. В прошлом году Уиллард закрыли, и ее перевели в дом престарелых в Итаке.

Сьюзан уронила фотографию и прижала руку ко рту. Глаза у нее стали большими, как блюдца.

— Может, когда вы прочитаете дневник, — продолжила Иззи, — вы захотите ее навестить?

Несмотря на то что День благодарения праздновали три недели назад, стены и окна дома престарелых в Итаке до сих пор украшали фигурки оранжевых индеек и первых переселенцев в черных шляпах. Иззи вместе с Пег и Сьюзан шагала по душным коридорам за молоденькой медсестрой в розовой униформе. На лбу у Иззи выступил пот. Она сняла куртку и повесила на руку. Надо было надеть что-нибудь полегче. Воздух был пропитан застарелым запахом куриного супа, вареной картошки, хлорки и мочи. К ним, шаркая ногами, приблизился старик. Его заскорузлые руки сжимали две трости на четырех ножках, а пятнистая от возраста голова покачивалась над тоненькой шеей. Иззи смотрела прямо перед собой, чтобы не видеть в комнатах больничные койки, ходунки и седых старух в инвалидных креслах, не спускающих взгляда с орущих телеэкранов.

Она тихо чертыхнулась. Дом престарелых напомнил ей о тюремной палате, в которой лежала ее мать. Иззи облизала соленые от пота губы. В мире полно больных, несчастных людей, и никаких больниц, психушек и тюрем не хватит, чтобы исцелить их разбитые сердца, больные мозги и растоптанные души. Иззи набрала в грудь воздуха и постаралась прогнать эту мысль. Она решила думать только о Сьюзан и Кларе. Что ж, ей есть чем гордиться: во всяком случае, она сделала все возможное, чтобы исправить хотя бы эту ошибку, залатать хотя бы одно разбитое сердце.

Если, конечно, женщина, которую они сейчас увидят, — это действительно Клара Элизабет Картрайт.