Иосифу бросился в глаза искромсанный лед ручья и две затягивающиеся синим ледком проруби. Рядом валялся разрубленный в щепы пограничный столб, а на его месте, подняв высоко к морозному небу застывшую руку, облитый красными лучами уплывающего за горизонт солнца весь в ледяной коре, стоял замороженный голый человек. Лица убитого издали не было видно. Его голова, казалось, была отлита из стекла.
Горячими тисками ужаса и гнева сжало сердце. Теперь стало понятно все. Иосиф понял, почему склоны оврага покрыты ямами, для какой цели во льду ручья были вырублены проруби. Здесь, на этой пограничной черте, бандиты довершили свое темное дело.
Вне себя от гнева и ужаса, еще до конца не сознавая всего происшедшего, видя перед собой только застывшую, обледенелую фигуру красноармейца, Иосиф скорее прохрипел, чем прокричал, отрывистые слова команды. Он пришел в себя от дикого крика:
— Ку-уд-жиев… Ванька… Ванюшка…
Рыдая и крича, у ног обезображенного, обледенелого трупа, словно призывающего своей высоко поднятой рукой к мщению, бился не выдержавший нервного потрясения Петр Стрелкин.
— Тот самый, что в лаптях в пикет ходил… босой за врагом гнался, — догадался Глайден.
Иосиф оглянулся. Рядом, неотрывно смотря в изуродованное лицо и в застывшие глаза Куджиева, молча стояли Штемберг, Модест, Шамшур и Пойкан. По склонам оврага сползали вниз последние в цепи красноармейцы.
1936 г.
Л. Канторович
ШПИОН
Рассказ
Его звали Миркин. Он был блондин, огромного роста и невероятно широк в плечах.
Никто не знал, откуда он родом. Он появлялся в деревнях близ советской границы и исчезал неизвестно куда.
Зимой и летом он ходил в вязаном свитере, серой суконной куртке и высоких сапогах из телячьей кожи с загнутыми для лыж носками.
Никто не знал леса лучше его. В непроходимых чащах он пробирался по тайным звериным тропам.
Он уходил в самую дурную погоду — дождливыми, бурными ночами осенью или в метели зимой — и часто пропадал на целые недели. Потом снова приходил в деревню, молчаливый и мрачный.
Он пил мало, но по вечерам часто сидел в трактирах, никогда не принимая участия в спорах.
В деревнях к нему привыкли, на него не обращали внимания и часто даже не замечали, как он уходил и возвращался.
Однажды поздней осенью за ним гнались советские пограничники. Собака нашла его след. Он бежал по тропинке и уже слышал погоню за своей спиной. Ночь была очень темная.
Миркин бросился в сторону и стал пробираться через чащу.
Он ушел за границу, но в темноте наткнулся на сук и выбил глаз.
Кривое лицо его стало еще злее.
Он не бросил свою опасную работу.
Говорили, будто «одноглазый Миркин» стал стрелять еще лучше, чем раньше.
В другой раз его поймали.
На допросе в тюрьме он сказал, что он — «знаменитый Миркин».
Ночью он бежал, разломав решетку и выпрыгнув в снег с третьего этажа.
В следующий раз Миркин встретился с советскими пограничниками зимой, через год после побега из тюрьмы.
Миркин увидал пограничный дозор в лесу, километрах в двух от границы. Он бросился в сторону.
В густых зарослях снег был рыхлый. Лыжи проваливались, цеплялись за ветки и корни деревьев. Бежать быстро было невозможно.