Районо не разрешило на выпускном пить водку и вино. Можно только шампанское, и то – строго по бокалу на человека.

Я, Антонов, Князева и Бочарович хотели раскрутить классную, но она уперлась. Вы, типа, уйдете из школы – и все, а нам здесь еще работать и работать.

Тогда мы скинулись на три пузыря портвейна. Предлагали и Сухим, но эти, само собой, отказались.

Первый раз бухаем в мужском туалете на первом этаже – пузырь на четверых, из горла. Я и Антонов суем два других пузыря под пиджаки и берем с собой в столовую.

Там за одним столом – наш класс и «а», за вторым – учителя и родоки. На столах – торты, шампанское и лимонад.

Я беру бутылку шампанского, обрываю фольгу, раскручиваю проволоку. Пробка – в потолок, бабы пищат, шампанское проливается, но немного. Я хватаю бокалы и разливаю.

За вторым столом разливает директор. Потом он встает, берет бокал и говорит тост:

– Мы рады поздравить вас, ребята, с окончанием школы и со вступлением во взрослую жизнь. Нам и грустно, и радостно в этот день. Грустно, потому что вы уходите из нашей школы навсегда, и радостно, потому что мы за вас спокойны и верим в то, что вы сможете найти свою дорогу в жизни. За вас, ребята!

– Рыжий пиздит без бумажки – совсем, как Горбачев, – шепчу я Антонову.

Он лахает. Чокаемся, проливая «шампунь» на стол, пьем. Идет нормально, но главное теперь – не останавливаться. Я открываю пузырь и разливаю под столом в чашки. Пусть думают, что в чашках лимонад.

Родоки забирают остатки шампанского на свой стол: типа, вы по одной выпили – и хватит, это вам районо больше на разрешает, а мы и еще можем. Но что нам ваш «шампунь», когда есть винище?

Чокаемся чашками – нам уже все до лампочки. Бабы не все знают, что у нас налито, суют чокаться чашки с лимонадом. Выпиваем, вылазим из-за стола и идем в актовый зал танцевать. Последний пузырь чернила остается под столом.

Я подхожу к магнитофону, включаю его, не глядя, что за кассета. «Ласковый май» – ну и пусть. Мне уже хорошо, и все до жопы. Нас пока только четверо на весь зал – я, Антонов, Князева и Боча-рович. Остальные еще в столовой. В углу валяется куча надутых шаров – типа, для украшения. Я подхожу, бью по ним ногой – шары разлетаются, и мы футболим их по залу, как малые.

Заходят несколько наших баб и «а» класс. Пили они или нет – не знаю, не видел. Я предлагаю:

– Пошли добьем винище.

– А не рано? – спрашивает Бочарович. – Что мы потом будем делать? До утра еще времени – море.

– Найдем еще, не бойся. Пацаны принесут.

– А их пустят?

– Я сам пущу.

Все это, само собой, понты. Никакого бухла пацаны не принесут, наоборот, сами захотят бухнуть на халяву, но меня это сейчас не волнует.

Родоки и учителя – еще за столом. Директор разливает водку. Ничего себе. Значит, кто-то из родоков принес. А нам, значит, нельзя.

Классной стыдно, что мы их засекли, – вся покраснела, начинает заговаривать зубы:

– А почему вы не танцуете, ребята?

– А мы уже потанцевали, сейчас вот лимонада попьем – и обратно, – говорит Князева.

Я незаметно беру из-под стола пузырь, сую под пиджак.

Выпиваем винище в мужском туалете на втором – опять из горла. Я ставлю бутылку за унитаз, вынимаю «Космос».