– Не надо, не надо. Притворяется, типа, примерная девочка, а сама…
– Что сама?
– Сама бухает, наверно, каждый день…
– А если и бухаю, что тут такого? Что, завидно, да? Лучше дай мне сигарету.
Я достаю нам по «космосине», подкуриваю зажигалкой. Кругом все тихо – слышно, как едут машины по Минскому шоссе, хоть до него, может, метров пятьсот. Я говорю:
– Слышишь, как тихо?
– Ага.
Я отпиваю еще из бутылки, потом Ленка.
– Сегодня последний день каникул, – говорит она. – И каникулы последние.
– Ну, последние, так последние – что тут такого?
– Нет, ничего, просто жалко, что кончились. Опять в эту школу.
– Вас что, может, еще и учиться заставляют?
– Ну так… А вас что – нет?
– Не-а. Я за девятый класс ни одного домашнего не сделал, а списывал, может, всего раза три.
– Везет же некоторым.
– Ага.
Я отхлебываю еще винища – идет хорошо. Ставлю бутылку на землю, пододвигаюсь к Ленке. Мы сосемся.
– Слушай, а давай здесь это… Ну, короче… А?
– Ты что, с ума сошел? А если кто идти будет?
– Ну, не на скамейке – можем поглубже в кусты зайти,а?
– Да нет, ты что?
– А что?
Я даю ей бутылку, она отпивает, потом я.
– Пошли, Ленка, что ты целишься? Сама говорила – последний день, последние каникулы.
Пошли.
– Ладно, пошли. Только давай допьем сначала, хорошо?
Допиваем вино, я сую бутылку под скамейку. Мы поднимаемся и идем в глубь деревьев. Я предлагаю:
– Давай сзади.
– А как еще? Ты думал, я на траву лягу? И не собиралась.
Ленка опирается руками о дерево, я задираю ей сзади платье и стягиваю вниз трусы – сегодня на ней обычные, не те, что тот раз. Я расстегиваю штаны, вынимаю стояк и засаживаю.
Вокруг – одни черные деревья. Задираю голову – там звезды.
Спускаю ей на жопу, застегиваю ширинку и говорю:
– Ну скажи – хорошо ведь было, да?
– Конечно. Дай сигарету.
– Держи.
Обнявшись, идем к Ленкиномудому. Смотрим друг на друга и лахаем, что пьяные и что все нам по херу – и школа, и родоки.
– Твои будут ныть, типа, поздно пришла, а завтра в школу и все такое? – спрашиваю я.
– Пусть ноют. Я их, это… В жопе видела, вот.– Ленка хохочет.
Первого сентября всегда хорошая погода – солнце, тепло. Только один год, помню, шел дождь, и линейка у нас была не у входа, а в спортзале.
Иду к школе. Рядом прутся с цветами и со своими родоками малые – первый, второй классы. Ну, и остальные, само собой: без цветов, но в белых рубашках, а бабы в белых передниках.
Из прошлогодних двух восьмых сделали один девятый. Я рассматриваю их баб: некоторые за лето стали ничего. Не то что наши кобылы – ни одной нормальной. Кроме Князевой, само собой, но эта деловая – не подколоться. Видел ее летом пару раз, здоровался, а она головой кивнет – и все. Но баба классная: мелирование сделала, черные колготки в сеточку, туфли тоже ничего. Василенки что-то не видно – может, поступила в свое педучилище.
В школе новый директор – рыжий веснушчатый дядька. Классная сказала – Гнуса забрали в районо на повышение, а рыжий работал в обкоме. Он трындит ту же самую бодягу, что раньше на первое сентября трындел Гнус, а еще раньше – Женя Лысый. Женю тоже забрали на повышение – директором новой школы на Юбилейном.