Уже десять минут восьмого, а ее нет. Ей тут идти пять минут с Мир-2. Я вон с Рабочего приехал – и не опоздал, даже раньше на десять минут.
Смотрю на каждую бабу: а вдруг – она? Но ко всем бабам кто-то подходит: или пацаны, или другие бабы, и если баба классная, то жалко, что не она, а если чмошная, то и хорошо.
Пятнадцать минут. Все, хватит стоять, не придет она. Иду к автомату звонить. Трубку берет старая баба – видно, мамаша.
– Алло, Лену можно?
– Да, сейчас.
Слышно, как-онаорет: «Ленка! Иди, это тебя».
– Алло.
– Привет, это Сергей. Помнишь меня – мы договаривались сегодня в семь около «Октября»?
– А… Понимаешь, мы поздно с дачи приехали…
– Ну, вообще-то, еще не так поздно.
– Да, но я устала…
– Давай тогда я сам подойду к твоему дому.
– Ну, давай… Это дом рядом со «Спорттоварами». Пятиэтажка. Крайний подъезд со стороны «Спорттоваров». Я выйду из подъезда.
– Хорошо.
Подхожу к ее дому. У крайнего подъезда сидят на скамейке старухи. Я спрашиваю:
– А в этом подъезде девушка Лена на каком этаже живет?
– На пятом. – Старухи лыбятся, вроде как им за счастье помочь пацану. Типа, потом не будут обсерать меня и ее.
– Спасибо.
Захожу в подъезд – он такой, как и наш: по три квартиры на площадке, только между этажами – выступы под окнами, и на них можно сидеть. Сажусь на выступ между четвертым и пятым и жду.
Открывается дверь – квартира номер пятнадцать. Выходит баба – довольно высокая, в длинной юбке и серой кофте. Нормального, в общем, вида: не супер, но и не чмошная.
– Привет, ты Лена?
– Да. А ты, значит, Сергей. Как ты узнал, что я на пятом живу?
– Бабки внизу сказали.
– А…
Стоим на площадке. Пахнет жареным салом. В какой-то квартире баба орет:
– Ты что, совсем дурак? Смотреть надо, что делаешь.
Ленка говорит:
– Давай уже никуда не пойдем, просто посидим здесь, а? Я устала на даче.
– Ну давай. Что, любишь на дачу ездить?
– Терпеть не могу. Но приходится – родителям помогать.
– Меня мои родоки тоже заставляли, но я сказал – не поеду, и не езжу.
Она садится на выступ рядом со мной. Надо что-то сказать или спросить, а что сказать, не знаю. Задаю мудацкий вопрос:
– В каком ты классе?
– В большом.
Мы так всегда говорили, когда были малые – хотели повыделываться, типа, уже большие.
– В десятый перешла, да?
– Ага.
– И я тоже.
– А в какой ты школе?
– В семнадцатой, на Рабочем. Слышала?
– Нет.
– А кого-нибудь знаешь с Рабочего?
– Так, можно сказать, никого.
– Мы – враги, знаешь? Если меня поймают здесь, на Мир-2, то надают по башке.
– Сейчас лето, пацаны разъехались.
– Это хорошо.
– А ты за Рабочий часто лазишь?
– Ну, так. Как все пацаны.
– Расскажи мне что-нибудь.
– Что тебе рассказать?
– Не знаю. Что-нибудь интересное.
– Ну, это… Ничего особо интересного… Так, в футбол играем с пацанами, иногда выпьем по тридцать капель, само собой… А, вот – могу рассказать, как физика своего чуть не грохнул в восьмом классе.
– Что, серьезно?
– Ага. Он меня после уроков оставил – я формулы на парте написал перед контрольной, а он засек. За контрольную – двойку, и говорит, чтоб пришел еще после уроков и вымыл парту. Я б не пошел, но тут как раз Гнус в кабинет забежал, директор наш. Услышал и говорит: чтоб пришел обязательно, я прослежу. Ну, думаю – ладно, приду. Пришел, взял тряпку, намочил. Шариковая ручка плохо отмывается, но, в общем, вымыл. А физик говорит: помоги мне еще одну работу сделать. А он что-то там в кабинете своем переделывал. Показывает на штырь в стене, под потолком – на нем раньше экран висел. Говорит – помоги, типа, отпилить, и дает ножовку по металлу. Ну, я лезу на лестницу, а он ее, типа, держит, чтоб я не упал. Я себе пилю, а он трындит, как в шахте работал до института и как там ему классно было. Я пилю, особо не спешу, а штырь толстый – сантиметра два или больше, думаю про свое. Не заметил, как отпилил почти весь. Тут штырь резко отламывается-и вниз, физику чуть не по голове – может, сантиметр какой. А штырь тяжелый – килограмма два. Физик сразу и не понял, в чем дело – тормозной мужик. Смотрит на меня, потом на пол, на штырь этот, потом начинает вопить – типа, я его чуть не убил, а у него дети малые, никакой техники безопасности, если б я в шахте работал, то меня б самого давно убило.