Женщина сходила в дом и вынесла газетный сверток, в котором кроме других документов оказалось свидетельство о смерти Павла Черенкова. Действительно, десятого апреля прошлого года.

— Спасибо, мамаша, — Волк протянул документ обратно. — Как его могилу найти?

Черенкова вздохнула, вытянула руку.

— Вон там погост-то наш. Как пойдешь по аллее до середины, так справа синий крест стоит, я его только покрасила!

Действительно, найти свежепокрашенный синий крест оказалось нетрудно. Фамилия, имя и отчество, дата рождения на табличке совпадали с данными Черта. Да и адрес совпадал. И выходило, что умер он действительно больше года назад. Но такого просто не могло быть.

Он заехал к местному участковому, предъявил удостоверение члена предвыборного штаба кандидата в депутаты московской городской Думы Я. С. Шнитмана, наплел что-то про предвыборные наказы избирателей, спросил про Черенкова.

Плотный краснолицый здоровяк, надевший для солидности фуражку на лысеющую голову, удивленно повел круглыми плечами.

— Да какое он отношение может иметь к политике? Это же рецидивист, особо опасный, пробы ставить негде! Всю жизнь по тюрьмам да колониям, чего за ним только не было! У него через всю грудь шрам, как у покойника после вскрытия! Зверюга, даже нет, дьявол! Только у него уже все легкие были в дырках, так и помер прошлой весной…

— Точно помер? — переспросил Владимир.

— Точней некуда. Я сам был на похоронах, видел, как гроб заколачивали!

— Ну ладно, спасибо, я поехал, — в сильной задумчивости, Волк вернулся в машину и долго не мог прийти в себя.

Купаться он не пошел, сидел на коряге, смотрел, как Наташка плескалась в чистых волнах верховодья, как бесстыдно вышла на берег голая, только в черном иле до колен, как будто в гольфиках, как блестела ее гладкая кожа, покрытая искрящимися на солнце каплями. Потом гнал машину на предельной скорости, выключив музыку и напряженно глядя перед собой, на виляющую дорогу.

— Что с тобой, Володя? — спросила девушка. — Нашел, кого искал?

— Найти-то нашел, — отрешенно проговорил Волк. — Только это ничего не прояснило…

— А что тут прояснять? — Наташка улыбнулась. — Ну, умер человек, бывает! Чего ты себе голову ломаешь?

— Да то, что этот тип умер в апреле прошлого года. А я его… — он осекся и заменил рвущееся на язык слово. — Я его задерживал в декабре! Как такое может быть?

— Не бери в голову. Это же прошлое. И деревня эта осталась в прошлом. Надо думать о том, что впереди.

Она была права.

Но Волк все же не мог переключиться и напряженно думал: если Черенков умер прошлой весной, то кого же он убил в заснеженной декабрьской Москве?

«Слышь, Котяра, ты что маракуешь насчет Черта?» — мысленно спросил он.

Но Кот не ответил. Молчали и остальные татуировки. Онемели они, что ли? Софья онемела точно. Может, потому, что он уже не испытывал к ней никаких чувств, даже попрощаться не зашел. Предательство есть предательство: умышленное или случайное — не важно!

Только когда на горизонте показались огни Тиходонска, мучавшая его мысль отступила. В конце концов, прошлое осталось за спиной, а будущее — вот оно, впереди!