– Черт возьми, ты прав, брат! – Белкин повернулся к кифаристке, сидящей на широком подоконнике. – Радость моя, спой нам что-нибудь веселенькое.

Так как пьяный Белкин произнес все это по-русски, мне пришлось перевести сказанное им на латынь, чтобы Виния смогла его понять. Согласно кивнув головой в ореоле белокурых пышных кудрей, Виния пересела на скамью, взяла в руки кифару и запела какую-то местную разудалую песенку в честь Бахуса, римского бога виноделия. Виния старательно выводила задорные рулады на оско-сабинском диалекте, аккомпанируя себе на кифаре. При этом Виния поглядывала на меня, видя, что мне нравится ее пение и умение музицировать. Представляя меня, Белкин сказал Винии, что я гладиатор, получивший свободу за доблесть. Простодушной кифаристке, видимо, было особенно приятно благосклонное внимание молодого гладиатора.

Однако захмелевший Белкин не дал Винии допеть песенку до конца.

– Это что за фигня, дорогуша?! – возмутился Белкин. – Этот унылый вой оставь для благородных квиритов, голубушка. Дай-ка сюда свою балалайку!

Белкин вырвал кифару из рук оторопевшей Винии. Имея музыкальный слух и изрядный опыт игры на гитаре, Белкин несколько раз пробежал пальцами по двенадцати струнам кифары, проверяя ее звучание. Затем Белкин начал подбирать на кифаре нужные ему аккорды, приспосабливая звуки этого древнего музыкального инструмента к рок-н-ролльной мелодии двадцатого века.

Я с интересом наблюдал за Белкиным, ободряющим взглядом дав понять Винии, мол, все в порядке. Сейчас ты услышишь нечто особенное!

Наконец Белкин уверенно ударил по струнам и громко запел хорошо знакомую мне песню из репертуара группы «Агата Кристи».

На миловидном лице Винии появилось выражение сильнейшего удивления. Она невольно открыла рот, изумляясь тем рваным хлестким музыкальным перепадам, из которых была создана песня, которую залихватски горланил Белкин, дергаясь всем телом. Белкин бренчал на кифаре и ерзал на стуле, старательно подбирая нужные по тональности октавы. Кифара звенела и брызгала каскадом необычных для Винии звуков.

А Белкин горланил, все больше входя в раж:

Меня стал разбирать смех не потому, что Белкин плохо исполнял эту песню, но при взгляде на Винию, для которой это знакомство с музыкальной культурой далеких грядущих веков поистине стало настоящим потрясением. По глазам Винии было видно, что она не понимает, как можно считать песней этот грубый набор звуков!

Коренастый широкоплечий центурион прохаживался вдоль шеренги новобранцев, сжимая в правой руке тонкую изогнутую трость-фухтель, которая была знаком отличия и вместе с тем орудием для наказания. Центурион был в панцире из кожаных пластин с прикрепленными к нему спереди медными и бронзовыми фалерами в виде больших круглых медальонов и лавровых венков. По этим фалерам можно было определить, как долго служит этот военачальник, в составе какого легиона числится теперь, сколько походов у него за плечами, как много у него наград за храбрость.