— Как у тебя язык поворачивается называть это несчастным случаем! Это ты наняла человека, который насиловал меня и довел моего ребенка до гибели!

— Это похоже на один эпизод, когда тебе захотелось мороженого и ты попросила отца заехать за ним в магазин.

Прошло немало времени, пока ее слова дошли до меня, и еще больше — пока я сумела хоть что-то сказать.

— Ты имеешь в виду тот несчастный случай?

Она кивнула.

— Ты же не хотела, чтобы они умерли.

Грудь моя сжалась, а в легких совсем не осталось воздуха. Боль была такой острой, что на какое-то мгновение я подумала, что у меня инфаркт. Потом меня пробил холодный пот, и все тело начало трястись. Я внимательно вглядывалась в мамино лицо, надеясь, что неправильно поняла ее, но она выглядела довольной — она оправдалась.

Мои глаза застилали слезы.

— Ты… ты винишь меня в их смерти. Так вот оно, оказывается, в чем дело! Ты…

— Разумеется, нет.

— Да. И ты всегда винила меня. — Теперь я уже плакала. — Поэтому ты и посчитала, что будет нормально, если…

— Ты не слушаешь меня, Энни. Я знаю, что тебе просто захотелось мороженого, — в твои планы не входило убивать их. И я тоже не имела в виду, что с тобой случится что-то плохое. Я просто хотела, чтобы Вэл перестала верховодить.

Я никак не могла отойти от услышанного, когда она сказала:

— Но долго это не протянется. Завтра придет мой адвокат. — Она поднялась и принялась расхаживать перед столом. Я заметила, что к ее щекам вернулся обычный цвет. — Я расскажу ему, каково мне было расти с такой сестрой, как Вэл, что она вытворяла с нашим отчимом, как сложилась моя жизнь, после того как меня выгнали из дому, как она всегда унижала меня, — а это вербальное надругательство. — Она резко остановилась и повернулась ко мне. — Интересно, явится ли она после этого в суд? Тогда ей придется сидеть и слушать, как мой адвокат…

— Мама, если ты вынесешь все это на публику во время суда, ты снова вывернешь наизнанку мою жизнь. Мне тоже придется говорить о том, что произошло. Мне придется описывать, как он меня насиловал.

Она снова зашагала по комнате.

— Вот именно! Мы должны вытащить ее на трибуну, чтобы она описала то, что она сделала.

— Мама!

Она остановилась и посмотрела на меня.

— Не делай этого со мной, — сказала я.

— Ты тут ни при чем, Энни.

Я хотела возразить, но так и замерла с открытым ртом, когда ее слова наконец дошли до меня. Она была права. В конце концов, не имело значения, сделала она это ради денег, чтобы привлечь внимание или чтобы раз и навсегда одолеть свою сестру. Ни один из этих мотивов не имел ко мне никакого отношения. Я всегда была ни при чем. Обо мне не думали ни она, ни Выродок. Я даже не могу сказать, кто из них более опасен.

Когда я встала и направилась к двери, она спросила:

— Ты куда идешь?

— Домой, — на ходу ответила я.

— Энни, стой!

Я обернулась, готовая увидеть слезы, услышать «Прости меня» или «Не оставляй меня здесь одну».

Но она сказала:

— Никому ничего не говори, пока у меня не появится шанс. Все должно быть сделано правильно, иначе…

— О боже, ты действительно так ничего и не поняла?