В лицо ударил пучок света. Я невольно зажмурился. Вот он, Господь. Кто бы мог подумать, что россказни про тот свет — правда? Я, конечно, очень надеялся, что там, за чертой, меня ждет более счастливая жизнь, но все же в существовании загробного мира сильно сомневался. Господи, прости меня, грешного!

— Эй, мужик, ты жив? — послышался хриплый голос.

Я раскрыл глаза и увидел перед собой лицо. Бог явился мне в образе дядьки в грязном полушубке и ушанке.

— Ты как? — спросил он. — Говорить можешь или онемел от страха?

И тут до меня дошло: сижу в «десятке», которая, съехав с дороги, угодила в довольно глубокую канаву. А около меня сейчас топчется водитель, очевидно, ставший свидетелем происшествия. Я разлепил губы и пробормотал:

— Жив вроде.

— Здорово, — обрадовался шофер, — ну-ка, пошевели руками и ногами. С виду ты вроде целый.

Очень осторожно я выполнил его указание и пришел к выводу: да, я цел. Скорей всего, переломов нет.

— Вот и славно, — гудел мужик, помогая мне вылезти из покореженной «десятки». — Еду я себе спокойненько, гляжу — в канаве жопа торчит. Ну, думаю, убился бедолага.

Он впихнул меня в свою «Газель».

— Надо в ГАИ позвонить, — прошептал я.

— Так я вызвал, — сказал шофер, — ща подъедут. Тебя как звать-то?

— Иван Павлович, — машинально представился я, — Иван Павлович Подушкин, ответственный секретарь общества «Милосердие».

В глазах доброго самаритянина запрыгали чертенята.

— А я Серега, — сообщил он, — Поливанов, на «Газели» езжу, грузы перевожу, кто наймет, на того и работаю. Как же ты так неаккуратно? Машина-то, похоже, новая.

— Да, — кивнул я, чувствуя, что начинаю дрожать, — месяц назад купил.

— Нельзя по такой дороге носиться, — рассудительно сказал Серега, — вишь, что получилось!

— Тормоза отказали, — проклацал я зубами и передернулся, вспоминая, как отчаянно давил ногой на педаль.

— Вона чего, — протянул Серега, — ты теперь на завод в суд подай! Тачка новая, все должно работать хорошо. Они тебе ремонт оплатят и за моральный ущерб дадут. Во гады! Наши-то работяги хороши! С похмелья небось были, когда твою «десяточку» клепали. Я поэтому летать на самолете перестал. Пьяный механик винтик закрутить забудет, и прощай, Серега! Ну и негодяи! Ладно, хорошо, что это тут приключилось. Народу нет, а кабы задавил кого?

Моментально перед моими глазами возникла фигура девушки в белом, и я закричал:

— Боже, я сбил ее!

— Кого! — шарахнулся в сторону Серега.

Но я уже открыл двери «Газели» и побежал на дорогу, едва увернувшись от ехавшей навстречу машины, «каблука», с распахнутой дверью багажного отделения.

— Стой! — завопил Серега. — Погодь!

Он бросился следом и схватил меня за рукав:

— Остановись!

— Она там, — дергался я, — может, жива еще, в белом платье.

Серега потащил меня назад к «Газели».

— Привиделось тебе, Иван Павлович. Ну раскинь мозгами! Белое платье! Кто ж в такую погоду без пальто на улицу выйдет!

Я внезапно осознал странность произошедшего. Действительно, Серега прав.

Шофер впихнул меня в «Газель» и заблокировал двери.

— Вот и хорошо, — запричитал он, — вот и ладненько вышло! У меня тут термосик есть, глотни-ка.