– Да, тяжелый случай… – произнесла наконец Надежда только для того, чтобы что-то сказать, – значит, ты ему так и не сказала про ребенка?
Лена, услышав в голосе Надежды осуждающие нотки, горестно поникла головой.
– Я была просто в шоке и уехала домой, чтобы немного прийти в себя. А потом внезапно умер отец – обширный инфаркт. Мама заболела, и я полностью сосредоточилась на семейных делах. Когда мама узнала, что станет бабушкой, она просто воспряла духом. Сказала, что одна душа ушла, а другая пришла… Димка совершенно особенный ребенок, – в голосе Лены звучала материнская гордость, что Надежда одобрила – так и должно быть. – Вы представляете, он научился читать в четыре года! – тараторила Лена. – А сейчас ему еще нет шести, но он сам пытается читать «Гарри Поттера»! И сильный такой, занимается гимнастикой и плаванием! Так плавает отлично, на соревнованиях в своем возрасте первое место занял!
– Все равно не могу понять, почему ты притащилась в Петербург, встретив бывшую жену отца твоего ребенка. Она-то тут при чем? – упрямо сказала Надежда.
– Понимаете… я тогда в «Кедровой пади» увидела у нее на шее кулончик. Такой темно-зеленый камень на золотой цепочке, кажется, яшма… На ней был костюм, очень дорогой, травянистого цвета, с большим вырезом, и кулон сразу бросился мне в глаза. В общем, он был тот самый, от Матильды Васильевны… Она показывала мне его в числе других драгоценностей. Камень не слишком ценный, зеленая яшма, но очень красивая оправа и цепочка старинного плетения… Он никак не мог быть у нее, потому что Сережа… он знал, что Матильда Васильевна терпеть не могла его жену. Он знал, что она в гробу перевернется, если его жена наденет что-нибудь из ее вещей!
– Так-так, – Надежда испытующе поглядела Лене в глаза, – стало быть, ты поверила, что человек, которого ты любила, мог ограбить собственную тетку, но никак не могла поверить, что он отдал драгоценности своей бывшей жене… Что-то у нас концы с концами не сходятся…
– Не знаю! – рыдающим голосом вскрикнула Лена. – Ничего я не знаю! Он мог поехать за мной, мог написать или позвонить! Он этого не сделал, я была ему не нужна…
– Он же не знал про ребенка, – напомнила Надежда, – а впрочем, я тут не судья…
– Я подумала, что смерть Тани – это знак. Что раз мне суждено поехать в Петербург, то я должна раз и навсегда разобраться в этой истории. Потому что я уже не могу с этим жить…
– Ну-ну, – сказала Надежда, – не раскисай. Разберемся мы во всем, обязательно разберемся. Ты только глупостей не делай, а то эти, из «Варианта», раньше успеют с тобой разобраться.
Она взглянула на часы и тяжко вздохнула. Стрелки неумолимо приближались к обеденному времени.
– Ладно, мне вообще-то идти нужно. Сегодня никак не могу задержаться, дома ничего не сделано. Вот что, дай мне честное слово, что никуда не выйдешь из дому. После моего ухода закройся на все замки и сиди тихо. По телефону будешь отвечать только мне.
– Как я узнаю, что это вы? – спросила Лена.
Надежда на мгновенье задумалась, потом просияла:
– Отсчитай десять звонков, потом, на одиннадцатом, снимай трубку! Думаю, у моих знакомых недостанет терпения звонить так долго. А сейчас попрощаемся до завтра. Я приду утром, подумаем, что можно сделать.