По диким степям тараканьим. Кха-кха-кха-кха!!!

   Ык, не могу! Голос пропил! А ведь в деревне первым певцом был, покеда в город по лимиту не перебрался. Здесь, ясно дело, стал сто первым! Здесь вона какие тузы! Комнату в общаге токо и дали, квартиры хрен дождался! Одно радует - стихов здесь наслушался, всю поэзию, понимаете, изучил! Чего улыбаешься, Быдлов? Не веришь? Да я хоть сейчас статейку литературоведческую подмахну! Давай бумагу!...

  А, ну то-то! Мне и Ёпс ваш ни к чему!... А то, помню, годика этак два назад учился здесь поэт. Вот это поэт был!....Вот, прочту!...

   Кха... Кляча истории

   Кляча истории, плетись, родная!

   Копытцо-цок-цок! За тебя - до дна я!

   Без погонял, без уздодеров,

   Шарлатанов и горлодеров.

   Не спеши! К какому лешему?!

   Привыкаем к ритму пешему!

   Без кнута!-

   Кра-со-та!

   Под бубна бой штурмуем высоты-

   "Бу-бу-бу!"- словестные нечистоты!

   Сивые мерины, полысев академически,

   Клячу погоняют истерически.

   А я, потомок свободных людей,

   С самого детства люблю лошадей!

   И симпатий своих я не прячу-

   Можете расстрелять меня!

   Загнать нетрудно клячу,

   Трудно обуздать коня!

   Вууух!.....Запыхался!....Андреев? Что с тобой? Плачешь? Ну-ну, не надо, дуся! Дай я тебя поцалую!

   Андреев и таракан звонко поцеловались. Иван Лябов был счастлив: стишок сочинил он сам.

   Попойка

   Быдлов не дурак выжрать, Андреев - тоже. Бухают и Катюха, и Лось, и Манштейн с Троегубской. Все шесть этажей общаги Ёпа, включая охранника - молдована Жору, кастеляншу Тому, полчище тараканов любят вмазать. А как иначе? Ведь Пушкин-то бухал! Такая в Ёпе за много лет сложилась традиция - хорошим поэтом могли признать только конченого алкаша.

   -Толя, дуй за водкой,- сказал Быдлов, протягивая Лосю бабки. Быдлов - он богатый, его папа - шишак в Екатеринбурге.

  Лось оживился, а до того трупом лежал на кровати Андреева в вонючих носках. Андреев уехал за деньгами в свою деревню. Лось - заплетенная в косички бородка - он поэт из города Пермь, свой парень, только вот носки никогда не стирает. И не снимает.

  Быдлов относился к Лосю пренебрежительно - бездарь. Впрочем, так же пренебрежительно он относился и к Андрееву и ко всем остальным, включая мэтра Цинциннатова и ректора Глазунова. Уважал Быдлов лишь Манштейна за то, что он еврей, словно Бродский.

  Лось вернулся с пойлом и Троегубской - поэтессой из Саратова. Троегубская - старуха, ей двадцать три, считала себя второй Цветаевой и вместо буквы "е" почему-то говорила "э": "Цвэтаева".

   -Здравствуй, Одик ,- сказала она.

  Быдлов не ответил: он вскрывал пойло.

  Пили из пластиковых стаканов, закусывая газированной водой. Здорово пучит и бьет по темени.

  -Что пишэшь, Одик?- спросила Троегубская, косея.

  -Ни хрена, - соврал Быдлов, не любящий выдавать секреты творческой кухни.

  -А я закончила поэму. Хотитэ послушать? "Ты и твой".

   Я отдалась тэбэ напрасно,

   Напрасно - значит, зря.

   Но - это так ужасно!

   Я отдалась - любя...

  -Бухаете, бля? Не зовете?

  Звездою северной Пальмиры явилась Катюха. Повеяло культурой. Катюха выжрала стакан и принялась рассказывать, как в журнале "Ноябрь" ее хотел поиметь какой-то старый козел. С приходом Катюхи Троегубская умолкла, потом вдруг стала хохотать.