– Ну вы тут и намолотили!

– Приятно слышать! Вы от Павла Карловича?

– Так точно, – кивнул поручик…

Генерал Ренненкампф еще 29 июня обратился к командующему фронтом с просьбой провести наступательную операцию на участке Штеттина. Но генерал Рузский его проигнорировал. Даже не удостоил ответа. Тогда он 1 июля вышел на Главнокомандующего, который на него наорал. Что, дескать, ради какого-то там эскадрона жертвовать многими дивизиями может только предатель и дурак! Ведь там крепкая оборона! Там нужно только неделю одной артиллерийской подготовки! А сколько снарядов? Ну и вообще – пригрозил трибуналом за такие глупости.

Поняв, что его не поддержат, Ренненкампф решил действовать самостоятельно. В подчинении его армии находилась эскадра воздушных кораблей под командованием генерал-майора Шидловского. Главнокомандующий передал ее Павлу Карловичу для действия против Данцига. Вот все имеющиеся бомбардировщики типа «Илья Муромец» и трудились вдали от фронта. Данциг бомбили. Изредка.

В общем, Ренненкампф, властью командира, решил задействовать ЭВК для других задач. В нарушение прямого запрета Главнокомандующего рано утром 7 июля он начал наступление. Подав перед этим прошение на имя Императора об отставке. В обход Главнокомандующего. Он просто с поездом послал в Петроград курьера к Татьяне Николаевне с просьбой передать письмо отцу, отмечая, что иного способа сообщить не видит. Дескать, Николай Николаевич его не пропустит.

Пробиваться к Штеттину было поручено частям 4-го армейского корпуса. Того самого, что удерживал этот участок фронта с русской стороны. Плюс часть позиций на побережье. Под руководством весьма интересного генерал-лейтенанта – Третьякова Николая Александровича.

После тяжелых февральских боев прошлый командир корпуса генерал от инфантерии Эрис Хан Султан Гирей Алиев получил серьезное ранение, командуя войсками под неприятельским огнем. Вот Ренненкампф и пригласил на это вакантное место героя Русско-Японской войны, державшего почти сутки целую армию у Цзиньчжоу силами одного полка.

Прорыв обороны проходил по тому же сценарию, что и там, под Ченстоховом, когда Меншиков уходил в рейд. Никакой артиллерийской подготовки. Ничего, что могло бы вызвать подозрение и подготовку врага. Просто на рассвете семнадцать машин типа «Илья Муромец» прошли над пехотными позициями немцев, засыпая их легкими бомбами, переделанными из старых 87-мм снарядов. И сразу рывок. Еще земля окончательно не осыпалась после последних взрывов, а русская пехота уже бежала к немецким позициями. То здесь, то там оживал вражеский пулемет. Но слишком поздно… и их было слишком мало.

Бронеавтомобилей Третьяков не имел. Поэтому пришлось действовать по старинке. Пехотной толпой с криками «ура» наседать на неприятеля.

Заняв первую линию обороны, части 4-го корпуса остановились и засели в германских траншеях. Отразили контрудар. И, дождавшись после обеда нового авианалета, наконец прорвали оборону окончательно, выйдя в тыл фланговых полков и «мягкой подбрюшине» тяжелых артиллерийских позиций.

Умылись кровью и не малой.