— Этот город известен тем, что на его окраине расположен самый лучший в средней полосе России Дендрарий, основанный более трехсот лет назад боярином Ерашовым. Создание Дендрария благословил сам государь Алексей Михайлович и даровал боярину земли со своей любимой дубравой. Самому древнему дереву в Дендрарии — более восьмисот лет.
Жена Ерашова толкнула мужа и еще посмеялась не ты ли, мол, боярин Ерашов? Алексея же словно током ударило: на мгновение почудилось, будто давно когда-то он уже был здесь! Хотя знал, что никогда даже не проезжал этого города. Тогда он подошел к женщине-экскурсоводу и спросил:
— А имя Михаил Сергеевич Ерашов вам ничего не говорит?
Так звали деда, которого Алексей никогда не видел не то что живого, но и на фотографиях.
— Как же! Это сын Сергея Николаевича Ерашова, — просто ответила она. — Известного своей теорией о гибели динозавров. А Михаил Сергеевич был медиком и создал в этом городе Институт вакцин и сывороток.
Дед Алексея действительно был медиком, скорее всего, репрессированным в тридцатые годы. Все это могло быть простым совпадением, однако Алексей уговорил жену сойти с автобуса и задержаться хотя бы до вечера. Сначала они отправились в Дендрарий и долго по нему ходили и даже немного поплутали, а потом вышли к дому Ерашовых и, на счастье, встретили Аристарха Павловича. Тот же на память знал всю родовую Ерашовых, до седьмого колена, и, зазвав к себе в гости, поил чаем и сыпал именами, датами и историями. И вдруг спохватился:
— Тиимать! Бабушка Полина-то жива! Она же ваша родня!
Ни о какой бабушке Полине Алексей и слыхом не слыхивал. Аристарх же Павлович схватил его за руку и потащил на первый этаж, к Полине Михайловне.
— Баба Поля! А баба Поля! Я родню твою нашел!
Бабушка Полина оказалась племянницей деда по женской линии — хоть дальняя, но родня! Сначала они задержались на день, потом на неделю, да так и прожили здесь весь отпуск. За месяц дети так привыкли, что уезжали с ревом, да и самому Ерашову отчего-то хотелось плакать. Правда, сыновья скоро забыли раздольное житье в родовом гнезде и снова втянулись в будни военного поселения. И вспоминали только Колокольный дуб, поразивший их воображение: они никогда не видели деревьев, стоящих на постаменте…
Во время войны, когда немцы захватили город, в первую очередь стали спиливать и вывозить в Германию деревья ценных пород и реликтовые образцы. Работала в Дендрарии целая саперная рота с машинами, кранами и бульдозерами. Около двух десятков дубов они повалили, раскряжевали и отправили эшелоном, но когда подступились к реликтам, то техника оказалась бессильной. Колокольный дуб рубили топорами посменно день и ночь и с одной стороны дорубились до самой его древней части — сердцевины. Сердцевина оказалась мощной, в обхват, и древесина была красного цвета, но щепки быстро синели на свету, словно обескровленные. И крепость ее оказалось такой, что топоры крупповской стали выкрашивались и зубрились, будто о железо. Тогда немцы привезли взрывчатку, заложили ее в разруб и взорвали. Дуб лишь содрогнулся и устоял. Подошли, посмотрели — ничего не сделалось, только пощипало кору да мягкие верхние слои. В другой раз заряды заложили с двух сторон, в надежде, что ударом взрыва сердцевина переломится, да ни тут-то было! Даже трещин не дало! Приехал какой-то инженер, сделал расчет, и тогда взрывчатку забили не в разрубы, а по кругу напротив них, чтобы сделать кольцевой взрыв. И сделали. С соседних деревьев кору сбило, кучу ветвей наломало, а сердцевина Колокольного дуба выдержала и только почернела от гари. После этого немцы отступились, к тому же ударили морозы и началось наступление русских. Немцев выбили из города, а дуб до самой весны простоял с огромной черной раной, откуда вместе с оттепелью ручьем хлынул сок. Дендрарий тогда относился к Поместному лесничеству и числился просто лесным массивом с особо ценными породами, и все древние деревья стояли на учете. Колокольный дуб списали и вычеркнули из книги. Всю весну из разруба хлестал сок, и никто не собирался его спасать — некому было, да и не до того. Но странное дело: на нем с опозданием, а все-таки начали распускаться листья. И тогда старики лесники с ребятишками собрались и начали тряпьем и веревками заматывать рану. Замотали, засмолили, но сок все равно просачивался и стекал на землю. К тому же опасались, что в сильный ветер дуб может упасть и ободрать многие соседние деревья. И тогда кому-то в голову пришло заделать дерево в бетон, благо что от немцев осталось много цемента. Соорудили вокруг ствола опалубку на высоту трех метров, залили ее бетоном да еще забутили камнем. У Колокольного дуба было два мощных отростка, между которых вешали колокол, так вот больший отросток отсох, а меньший выжил, хотя на нем ежегодно отмирали ветви.