Когда я снова поворачиваюсь к Лили, в нее как раз попадает вторая пуля.

Прямо в голову.

Из черепа, как из пульверизатора, на разбитое зеркало брызгает кровь.

Я вижу болтающийся на клочке кожи кусок скальпа.

И начинаю смеяться.

Лили медленно наклоняется вперед, и в этот момент мы встречаемся взглядами. Я уверен, что она смотрит на меня. С той стороны смерти.

— Ублюдок, — успевает повторить она в третий раз.

Голова Лили склоняется еще ниже. Глаза закатываются. Как при оргазме. Как у святого в смертных муках.

Третья пуля попадает ей в живот, задев по пути край столешницы.

Лили застывает.

Я смеюсь и не могу остановиться, сам не знаю почему.

(Скорее всего последнее, что видела Лили в своей жизни, как ни ужасно, — это мое лицо, мой открытый рот, мой необъяснимый смех. Не думаю, что я мог бы подготовить для нее соответствующее случаю выражение лица, ведь я не актер. В конце концов, каждый из нас играет в жизни только свою роль. И вот эту сцену мы отрепетировать не могли. Или могли? Может, поэтому мне было так плохо. Ведь на самом деле я репетировал это «пиф-паф» много раз — в кино, перед видеомагнитофоном.)

Затем киллер поворачивается и целится в меня. Он всего в десяти футах от стола.

Я откидываюсь на спинку стула, но не отодвигаю его. Я хочу вскочить и где-нибудь спрятаться.

Но не могу. Я начинаю терять равновесие.

Четвертая пуля (моя первая) чиркает мне по груди и вгрызается в левую руку.

У меня вырываются какие-то типичные для таких случаев восклицания.

Голова моя запрокидывается, поскольку я падаю назад вместе со стулом.

Я уклоняюсь от следующего выстрела.

Пятая пуля меня даже не задевает.

Киллер делает шаг вперед.

Я застреваю в нелепой позе, балансируя на задних ножках аула и не падая только потому, что мои ступни упираются снизу в столешницу. Я нахожусь почти в горизонтальном положении, как будто лечу.

Шестая пуля попадает мне в нижнюю часть живота слева, в кишечник.

Боковым зрением я вижу, как вокруг в панике мечутся люди.

Киллер стреляет в потолок.

Все замирают.

Мои глаза закрываются.

Больше выстрелов не слышно.

Я открываю глаза.

Киллера нет.

Я опускаю взгляд.

Я вижу белую хлопчатобумажную салфетку в руках, которую я, оказывается, успел несколько раз сложить пополам.

Истекая кровью, я продолжаю складывать салфетку, пока дальше складывать уже невозможно.

Я смотрю на потолок и вижу, как с него капает кровь.

Я перевожу взгляд на стол.

Кровь. Много крови. Кровь повсюду. Все в крови. Лужица крови на платье между колен Лили. Кровавые брызги на разбитом зеркале позади нее. Кровь вырывается толчками из раны на ее груди, как будто оттуда выпрыгивают толстые красные лягушки. Кровь сочится у меня между пальцев. Кровь заливает светлое дерево пола. Кровь на волосах визжащей женщины за соседним столиком. Кровь на белой рубашке ее спокойно сидящего мужа. Кровь на тарелках. Кровь на крови. Ее кровь. Моя кровь. Моя кровь на ее крови. Ее кровь на моей крови. Наша кровь вместе. Кровь, смешанная с кровью. Артериальная кровь. Венозная кровь. Кровь капающая и пачкающая. Кровь текущая и свертывающаяся. Кровь, вытекающая из моего тела. Кровь, пульсирующая вместе с моим сердцем. Моя кровь. Кровь жизни. Целое море долбанной крови.