По крайней мере, все то время, когда она рано вставала по утрам, ей как будто принадлежал весь мир.
3
Принадлежал?
Другим!
Вот уже почти три недели, как она встает ни свет ни заря и таким вот образом прогуливается, при этом продолжая работать, старается ложиться пораньше, почти ничего не ест и засыпает разочарованная. Это… мучительно.
Матильда вздохнула.
И что это она себе опять вообразила?
И что за гнусный рататуй подсовывал ей снова Купидон?
Эй, толстозадый, ты там?
Что это опять за дрянное рагу?
Все места, на которые она рассчитывала и которые ее вдохновляли, все советы, рекомендации, вся эта шумиха, передававшаяся от одного служебного входа к другому, все эти пожелания удачи и «Говоришь, на лезвиях были как будто бы ореолы? Это японские штучки, это… будь я на твоем месте, я бы начал с японских заведений», да, все эти ценные подсказки и иллюзорные надежды, все эти подробнейшие описания и настолько невозможные вопросы («Простите, мсье… я ищу повара, вот… уф… не знаю его фамилии, но он… уф… немного упитан… вам это кого-нибудь напоминает?»), все эти вытаращенные глаза, грустные покачивания головой, разведенные руки, вежливые и злые отказы, вся эта изнанка жизни, пробуждения ни свет ни заря и постоянные разочарования, все это, все, все было бесполезно.
Матильда колебалась.
Но где же он прятался, черт его подери? Работал ли он вообще в этом районе? Или он был поваром-любителем? Или же работал в столовой? Где-нибудь на предприятии? Или же он вообще не повар, а увешанный ножами опасный мифоман? Или же милый мечтатель, непоследовательный в своих грезах?
И почему он ей так и не перезвонил? Потому что разочарован? Оскорблен? Злопамятен? Или забывчив?
Потому что он не умеет читать?
Потому что она пришлась ему не по вкусу или же он посчитал, что она по-прежнему живет со своим рифмоплетом?
Матильда сомневалась.
Да и потом… существует ли он? Существовал ли он вообще?
Быть может, она все придумала. Быть может, письмо уже долгие годы лежало не в конверте. Быть может, его гораздо раньше прочел кто-то другой или другая. Быть может…
Быть может, слова снова ее поимели…
Кстати, по поводу слов… она и забыла и только сейчас вспомнила, что ведь это здесь, именно на этой улице много лет тому назад ее начинающий писатель как-то раз зимним вечером сильно побледнел.
Он побледнел и разволновался, потому что узнал вдалеке силуэт пожилого человека, входившего в крутящиеся двери отеля напротив. Он побелел, схватил ее за руку, помолчал какое-то время и наконец выдал, восторженно просклоняв на все лады: «Бернар Франк? Это был Бернар Франк? О-ля-ля… Бернар Франк… Ты представляешь? Это был Бернар Франк!»
Нет, она не представляла, она замерзла и хотела поскорее в метро, но ее растрогал его потрясенный вид: