Хотя в морге поддерживалась холодная температура, во избежание гниения тел, в кабинете было намного теплее. Однако пальто я не снял, и поэтому скоро начал задремывать. Но тут послышались энергичные шаги и голос Павла Семеновича:

— Так-так-так! И что это за Орфей спустился в наше царство мертвых?

— Скорее поднялся! Вы же на втором этаже! — ответил я громко, вставая с дивана.

Зиновьев, хохотнув, вошел в кабинет, крепко пожал мне руку и, сняв свое пальто, повесил его на вешалку в углу.

— Владимир Алексеевич! — бодро сказал он. — Какими судьбами? Опять расследуете какое-нибудь кошмарное убийство? Уж не купца ли Столярова?

— Точно его! Откуда знаете?

— А в последнее время к нам ничего интереснее этого не поступало! Ну-с, — потер он ладони, — сперва чаю, потом мертвецы? Или сначала мертвецы, а потом чай?

— Давайте сначала мертвеца.

Зиновьев кивнул, подошел к шкафу и открыл ключом дверцы. Потом указал на полку с банками:

— Вот он.

— Кто? — удивился я.

— Коннозаводчик Столяров! Правда, он здесь не целиком. Это, — он указал на одну из банок, — желудок, это — печень, тут — часть кишечника, а здесь — содержимое желудка.

Я чуть не поперхнулся, но потом пригляделся к содержимому банок и расслабился.

— Павел Семенович! Ну что вы мне «колокол льете»? В этих банках какая-то мутная водица, причем во всех одинаковая.

— Это не просто водица, Владимир Алексеевич, — ответил Зиновьев, вынимая одну из банок, — это результат процесса обработки. Эта мутная водица поможет нам ответить на вопрос, чем именно отравили уважаемого купца.

— А его точно отравили? — спросил я.

Зиновьев кивнул:

— Отравили. Но вот чем? Это интересно. Понимаете ли, узнав отравляющее вещество, мы можем тут же сузить круг подозреваемых. А часто и определить мотив убийства. Впрочем, это не мое дело — строить версии. Этим пусть занимаются сыщики. А я должен дать им факты. Ну что, пойдем посмотрим на тело? — Он сунул одну из баночек в карман халата.

— Пойдем.

Мы прошли по коридору и свернули в небольшой зал направо. Зиновьев щелкнул вторым выключателем, добавив света, и провел меня к столу, на котором под большой мятой простыней лежал кто-то грузный, с большим животом. Простыня соскользнула с правой ступни, обнажив плоские пальцы ноги с толстыми неопрятными ногтями и желтыми мозолями. Доктор встал у изголовья и ловким движением открыл голову мертвеца.

— Вуаля! Знакомьтесь!

Я встал рядом с Зиновьевым. Столяров при жизни был обладателем мясистого носа, коротко стриженных русых с сединой волос и аккуратной бородки клинышком. Как ни старался, я не мог вспомнить его лица — вероятно, мы с ним никогда раньше не встречались.

— Итак! — начал свою лекцию доктор Зиновьев. — Почему я утверждаю, что его отравили? Потому что он умер! Я убедился в этом, вскрыв грудную клетку и вырвав ему сердце.

Зиновьев хитро посмотрел на меня, ожидая реакции, но я был уже хорошо знаком с его странной манерой шутить, так что не отреагировал.

— Павел Семенович! — сказал я. — Когда же вы повзрослеете?

Он ухмыльнулся в черную бороду и похлопал себя по лысине:

— Когда вот тут снова вырастут волосы, Владимир Алексеевич!