– Эй! – крикнули с улицы. – Генерал, а ты прыткий! Как лягушка!

– Делай зарядку по утрам, такой же будешь! – хохотнул в ответ Алексей Николаевич, глаза которого как-то нехорошо загорелись. – Или глисты мешают?

– Какие глисты? Ты что несешь?

– Как же? Али не знаешь? В некоторых людях живет бог, в некоторых дьявол, а в некоторых – только глисты и обитают.

– Шутишь? – зло произнес голос под смешки и хохоток соратников. – Теперь тебе не уйти!

– Так я никуда и не иду! Это ты дерзишь как малолетка да у порога топчешься, – произнес генерал и плавным движением вынырнул из-за стены, становясь прямо напротив окна.

Ноги полусогнуты. Пистолет хватом в две руки, привычным для XXI и чудным для начала XX века. А дальше, как в тире, быстро расстрелял магазин по расслабившимся краткой перепалкой боевикам и так же плавно утек из проема приставным шагом. Отработал хорошо. Восемь патронов в его швейцарском люгере поразили семь целей. Восьмой – в молоко. Все-таки не мастер стрельбы, да и нервничал.

За окном – мат-перемат. Народ бросился в разные стороны, ища укрытие. А генерал начал в полный голос декламировать песню Кипелова «Жить вопреки», очевидно, незнакомую аборигенам.

Поняв, что противник вновь стал приближаться к дому, Алексей Николаевич попытался повторить прием, только уже смещаясь в другую сторону. Однако не удалось. Быстро высадив пять пуль, он завалился, резко уходя в сторону после удара в плечо. Зацепили.

– Ты жив, генерал? – вновь крикнули с улицы.

– Не дождетесь! – хохотнул переполненный адреналином Куропаткин и наудачу кинул в окно попавший ему под руку какой-то камень. Рефлексов у нападающих на такие вот вылетающие и катящие предметы не имелось. Однако знать об удачном использовании гранат они знали. Поэтому, промедлив секунду-полторы, вновь ринулись в разные стороны…

Последний патрон ушел, оставив затвор на задержке. Алексей Николаевич прислонился к стене и медленно сполз на земляной пол, оставляя кровавые разводы. Все предполье вокруг дома было завалено трупами и ранеными. С десяток человек лежали у окон в других комнатах домика, пытаясь зайти с тыла или с фланга. Это Иосиф постарался. Ранение в правое плечо вынуждало работать с левой руки. Но он справился.

Навалилась какая-то слабость.

Где-то на краю сознания Куропаткин слышал оживленную стрельбу на улице, отметив работу пулемета. Фиксировал какие-то крики Иосифа, вроде как обращенные к нему. Но никак уже ни на что не реагировал. Он вдруг почувствовал такой покой, такую легкость, такую умиротворенность, что невольно расплылся в улыбке. Этот чертов марафон, что он бежал столько месяцев кряду, завершился. И теперь он надеялся хорошенько отдохнуть. Поэтому с этой странной улыбкой на лице и отключился…