По залу одобрительно загудели голоса — песня понравилась.

— …Сербия разорена войной и не даст помощи. — «чижик-пыжик» звякнул вилкой по краю блюда с жареной поросятиной. — Румыны — те еще вояки…

Видимо, Сережа стал невольным свидетелем спора, завязавшегося до его появления.

— А как же Вильгельм Первый? — землемер ткнул пальцем через плечо, что, видимо, должно было означать направление на Берлин. — Он-то нам союзник?

— Что Вильгельм? — пренебрежительно отмахнулся правовед. — Все решает Бисмарк, а он сказал: весь балканский вопрос не стоит костей одного померанского гренадера. На Германию нечего рассчитывать, удержат от вмешательства Австрию, и то ладно!

— Николай прав, союзников у нас нет. — добавил стриженый крепыш и потянулся через стол за штофом, — А идти на попятную поздно — если войска отойдут за Дунай, турки отыграются на болгарских христианах. Прошлогодняя резня — пятьдесят тысяч душ, женщины, дети, старики — покажется тогда детской забавой!

— Мы можем ответить на фанатизм мусульман только решимостью! — горячился «чижик-пыжик». — Чем больше добровольцев отправится в Болгарию, тем вернее государь доведет войну до решительного результата!

— Не понимаю, как можно желать военных успехов нашим доморощенным тиранам!

Сережа встрепенулся. Говорила курсистка, миловидная барышня лет восемнадцати. Мичман отложил меню и стал прислушиваться.

— Вы что, не читали Маркса? — продолжала курсистка. — Он называл Российскую империю палачом европейских революций! Вот и теперь, стоит царю занять Константинополь, и он вернет времена самой черной реакции. После такой победы никто ему слова поперек не скажет, ни в России, ни за ее пределами!

Сережа не верил своим ушам. Когда финский студент язвительно отзывается о России — это еще можно было понять. Но курсистка-то русская, по всему видно, из интеллигентной семьи…

— Не могу с вами согласиться, Нина. — покачал головой землемер. — Вас послушать, так надо радоваться неудачам наших войск! Зачем тогда наши друзья едут сражаться в Болгарию? Зачем по всей стране собирают средства на оружие для повстанцев?

— Чтобы болгары сами завоевали свободу, не призывая на помощь деспота! — гневно отрезала девица. — Или вы полагаете, что царь и впрямь радеет за болгар и боснийцев? Ему нужны Босфор и Дарданеллы, чтобы стать, как и его отец, жандармом Европы, а вы столь наивны, что готовы ему помогать!

Она театрально рассмеялась, обвела собеседников торжествующим взглядом — и встретилась глазами с Сережей, который внимал спорщикам из-за своего столика. Лицо ее сразу сделалось каменное; собеседники, уловив перемену, обернулись и тоже увидели мичмана.

За сдвинутым столом повисла звенящая, настороженная тишина, Сережа, внезапно сделавшись центром внимания, замер. Он кожей ощущал недоброжелательность, сгущавшуюся вокруг, будто наэлектризованное облако.

— Друзья, нас, оказывается, подслушивают!

Стриженый крепыш сжал руки, лежащие поверх скатерти, в немаленькие кулаки; курсистка сидела прямо, не отпуская мичмана взглядом; на дне ее глаз плескалась ненависть.