– На море Лаптевых? – спросил я. – Вы извините, товарищи, но какое море? Гитлер себя назначил главой сухопутных войск?
Меркулов кивнул.
– Значит, теперь генералами будет двигать не жажда славы и громких побед, а экономика. Под Харьковом они нас нокаутировали, сейчас перегруппируются и постараются отсечь от нас кавказскую нефть, южные порты, хлеб и промышленность юга. Паулюс пойдёт на Волгу, Гот – на Воронеж, потом догонит, Манштейн завершит захват Крыма. Кто их поведёт на Ростов и Кавказ, не помню. Абреки их очень ждут. Уже формируют дикие сотни, свастики вышивают. Какое море?
Я им полтора часа пересказывал перипетии грандиозной боёв в излучине Дона, Сталинградской битвы. И в конце добавил:
– В моём мире какой-то раздолбай не взорвал мосты через Дон, и немцы с ходу вошли в Воронеж. На полтора года. Хотя, может быть, это был «Бранденбург-800», а не раздолбайство. Прошусь на фронт! Моим машинам нужно войсковое испытание. Под Воронежем одна дивизия будет держать восемьдесят километров фронта. Против 2-й танковой армии врага. У меня шестнадцать «Единорогов», двенадцать Т-70М, другие боевые машины. Я этих «панцирей» нащелкаю!
– Или они тебя, – сказал Сталин, – сам же говорил, что твоя голова теперь тебе не принадлежит, а опять её суёшь в пекло.
– Зато точно никто не подумает, что вы сможете так просто отпустить кольцо всевластия почти в руки врага. И будут искать кольцо в тылу.
– Как ви думаете, товарищ Меркулов?
– Что-то в этом есть. Но если он к немцам попадёт?
– Я в тылах немцев бываю чаще, чем в своих. И со мной ваши наседки. И убить меня очень сложно, – я им показал нашивки за ранения.
– Пусть будет так, – решил Сталин, небрежно махнул рукой и приказал Меркулову: – Организуйте всё естественным образом.
На юга!
Мы с Громозекой вернулись в нашу рощу. Последние метров сто прошли пешком, машину отгонял один из бойцов охраны. Для меня поставили палатку на отшибе, куда мы тихо пробрались и завалились спать, типа всю ночь тут и проспали, подальше от общей гулянки.
Утром начались сборы. Получили приказ следовать на ближайшую станцию для погрузки на железнодорожный транспорт. На станции нас настигли несколько телеграмм. Одной из них Астрову и инженерам его КБ начальник ГАЗа приказывал срочно возвращаться. Гинзбург связался с НКТП, согласовал, что остаётся с нами. Тем более, согласно полученному приказу, учебный полк отправляется в состав действующей армии на Брянский фронт для войсковых испытаний БМП (они именно так стали именоваться и в официальных документах!). Вся техника и личный состав, что был в нашей колонне, вошёл в штат 1-го отдельного самоходного полка РГК (это мы). Командир полка – майор Кузьмин. Я, что ли?
Налетели ребята, стали меня качать и подбрасывать в воздух вместе с «доспехом». Им-то радость, а мне – огромная головная боль. Я ротным был пять минут, батальоном не командовал, а тут – комполка. Справлюсь?
Помогли справиться. Прибыла большая группа командиров во главе с майором Сидоровым Иваном Анатольевичем. Это мой начштаба. До этого назначения был начальником штаба отдельного мотострелкового батальона НКВД, а войну начал на границе. Пограничник. Ещё один. Оказалось, что они с командиром Горьковского учебного полка сослуживцы, и именно Сидоров вынес своего раненого командира. Поговорили немного. Внешность обычная, строгий, сразу чувствовался кадровый командир. Не то что я, гражданский, случайно военизированный.