Его сокровенной мечтой была жизнь Робинзона, наполненная одиночеством и трудом ради хлеба насущного и спокойного отдыха под надежным кровом.
Его целью была не сама дорога, а жизнь в лесу, в трудных, почти первобытных условиях, когда умение разжечь костер в любую погоду одной, а то и расщепленной вдоль спичкой, сготовить добротную пищу из «даров природы», устроить теплый и удобный ночлег составляло главную прелесть похода, радовало сердце, наполняло его тихой уверенной гордостью.
С насмешкой и скрытой ревностью читал он в газетах и журналах сенсационные отчеты о всяких полусамодеятельных, но обеспечиваемых за государственный счет экспедициях и экспериментах на выживаемость в «экстремальных» условиях. Их участники с плохо скрываемой хвастливостью говорили о высокой научной и гуманной цели своей авантюры, с фальшивой скромностью рассказывали о своем героизме, о мужественном, бодром преодолении искусственных трудностей, не забывая при этом сообщать о сопровождавших их вертолетах или судах (которые в это время не могли получить действительно занятые делом люди), о прекрасном снаряжении, оборудовании и специальном питании, доступном лишь космонавтам, о военных рациях на случай непредвиденной ситуации, о редких медикаментах, о постоянном контроле врачей за самочувствием самоотверженных героев.
Но с искренней завистью, с чувством уважения и солидарности узнавал Леня Коньков о тех, кто в самом деле случайно попадал в безвыходное положение и с честью выходил из него благодаря своему мужеству и хладнокровию. Они побеждали, зная, что никто им не поможет, никто не следит за ними и не станет их искать, чтобы вовремя проверить пульс, давление, вес и температуру тела, чтобы дать очередные рекомендации во имя сохранения жизненных сил.
И хотя Леня завидовал им, у него не было сомнения, что он с этим легко справится, преодолеет все трудности, если судьба забросит его на «необитаемый остров». Надо сказать, уверенность Лени была обоснованна. Во время одиноких странствий ему доводилось выходить из лесного пожара, питаться только «подножным кормом», добывать и хранить огонь первобытными способами. Но все это на грани игры в приключения, динамичной, напряженной, порой драматичной, но все же игры. А реального случая проверить себя все не было. Да и вряд ли Леня, если бы знал наперед, во что он выльется, этот случай, какой обернется страшной и жестокой стороной, ухватился бы за него…
Леня не был, как можно подумать, одинок. Был он, правда, застенчив и с новыми людьми сходился с трудом, но в своей компании чувствовал себя уверенно. Близкие по духу, проверенные годами друзья настолько безупречно притерлись друг к другу, что даже в критических условиях у них никогда не бывало срывов, вспышек раздражения и ссор, за которые потом пришлось бы стыдиться и которые тем самым рано или поздно привели бы к окончательному разрыву отношений.
Леня среди них был если не за главного, то за коренника. Без него не обходилась ни одна дальняя вылазка. И любили его не столько за опыт и практичность надежного, бывалого исходника, сколько за умение облечь любую ночевку в лесу в романтическую игру, забытую или осмеянную, но крайне нужную и милую уставшей от камня и бензина человеческой душе.