Вечером мне принесли легкий ужин, с которым я на удивление бодро расправился. Ирина даже улыбалась когда подносила ложку к моему рту.

А я в это время размышлял, смогу ли поправиться, чтобы к крещению сына, которому мы уже выбрали имя из святцев, стоять в церкви рядом с царственным крестным моего первенца.

Когда мне подсунули стеклянную утку, я почти смеялся про себя, — Ну, что Щепотнев, разве думал, что этот сосуд тебе самому так быстро пригодится? М-да, но гораздо лучше будет, если в дальнейшей моей жизни я смогу обходиться без него.

Следующим утром я уже почувствовал, что в силах встать. И первым делом навестил нужник, который моими стараниями был утеплен, но все еще нуждался в дальнейших усовершенствованиях, которые упирались в отсутствие водопровода и канализации. Все это действо проходило в присутствии прислуги, которая не выпускала меня ни на секунду из вида, не было только жены, которая сегодня оставалась с раскапризничавшимся младенцем. Кое-как справившись с необходимыми действиями, я упрямо побрел умываться и одеваться. Когда, предупрежденная слугами, встревоженная Ирина прибежала, мой туалет был полностью завершен. Она встала в дверях, наклонила голову и сказала:

— Никуда не пущу, оклемайся сначала, а то страх божий смотреть, куда пойдешь в таком виде, народ пугать?

Я тихо засмеялся, громче не давал больной бок, — Ира, да я никуда и не собираюсь, вот только пройдусь по дому, да столом посижу.

Та, недоверчиво глядя на меня, отошла в сторону.

— Вот и хорошо, — сказал я и кряхтя отправился на подворью. После двух суток лежки в полубреду, сейчас на морозном воздухе немного кружилась голова, но когда я прошелся немного по хрустящему снежку, головокружение почти исчезло. Ноги сами принесли меня к зданию мануфактуры. Работники усиленно кланялись, на их лицах была искренняя радость по случаю улучшения моего состояния. У Кузьмы, как всегда царил рабочий беспорядок, в котором он, впрочем, ориентировался очень хорошо. Увидев меня, он также как и все остальные, вскочил с табурета и поклонился. Он громко порадовался за меня, после чего стоял с вопросительным видом.

— Давай Кузьма рассказывай, как дела, чем люди заняты, все же я уже три дня, как ничего не знаю, — спросил я, и с облегчением уселся на табурет.

— Так Сергий Аникитович, все идет, как шло, сам говорил, что лучшее известие, отсутствие всяческих известий. Вот разве, начал я собирать штуку хитрую, которую ты измыслил для лечения. посмотри, пожалуйста, что получается.

Я за те дни, что думал, как лучше все устроить, к махине токарной придумал приспособу одну.

Он повернулся к педальному токарному станку и показал рукой на, стоявший на нем, передвижной суппорт, — вот с этой штукой я на шпильках резьбу ровную смог нарезать.

Но я уже вертел в руках бронзовую шпильку с грубой резьбой, нарезанную подобием стального резца, увы, до плашек и метчиков было еще очень и очень далеко.

— А как Кузьма со спицами дела обстоят?

— А вот здесь пока порадовать нечем боярин. Кузнецы свейское железо начали проковывать, но пока, такого как ты хотел, не получается. Я то сам в этом не больно соображаю, все же больше по ювелирной части был. А сейчас вместе думаем, может закалку изменить, али присадки какие добавлять. Но все, как ты учил, делаем, записи ведем в журнале, дабы снова одно и тоже не делать, думаю, что еще неделю другую провозимся, ежели удача раньше не придет нечаянно.