— Думаю, так и было, — согласился я, отчаянно сопротивляясь чувству вины. Я сразу понял, как эти твари нас нашли и ругал себя последними словами за то, что не предпринял никаких мер. Мы могли хотя бы ловушек понаставить для предупреждения нападения. Но я обо всём забыл, предаваясь мужскому счастью в объятиях молодой девушки. — Прости меня, Джон. Это я виноват.
— Уже всё равно… — прошептал он и отвернулся. — Теперь ничего не изменить…
— Ты спас мне жизнь, Джон, — я осторожно сжал его ладонь. — А я ничем не могу тебе помочь. Скажи, что нужно сделать?
Казинс закашлялся и с трудом восстановил дыхание. Подскочила Мелея, поднесла к его лицу дымящий чайничек и принялась махать рукой, подгоняя дым. Джон судорожно вздохнул пару раз и удовлетворённо выдохнул.
— Успокой всех… — сказал он. — Скажи, что я в порядке… Разберись… — его глаза закрылись и он потерял сознание.
Мелея прислонила руку к его щеке и сказала:
— Пока хватит разговоров. Он отключился. Уходи пока. Я буду обрабатывать раны.
Я послушал её и вышел на двор. Серебристые туши и их конечности уже собрали в одну большую кучу. Мужики прохаживались рядом и плевали на них. Дагнар и Морванд командовали, из сарая уже несли сено для растопки, а остальные таскали брёвна.
— Надо сжечь их до самых углей, — сказал я, когда стал рядом. — Яму роют?
— Да, — ответил кузнец и кивнул в сторону, где располагалось поле. — Уже начали. Сейчас огонь разведём и присоединимся.
— Дайте мне лопату. Я тоже хочу помочь, — я шмыгнул носом, вспомнив про Уилсона. — Матан тоже отправиться с воинами в последний путь! И это не обсуждается!
Дагнар и Морванд переглянулись.
— Никто и не собирался спорить. Матан — воин! А каждый воин достоин уважительного погребения. Эй, Феилин, принеси лопату анирану…
Казинс обучил этих людей как самому термину, так и изготовлению. Морванд быстро схватил идею и обеспечил лагерь достаточным количеством штыковых лопат. Хоть полотно, конечно же, было не стальное, оно всегда справлялось с поставленными задачами. И вот сейчас, расчистив широкую площадку, десятки человек вгрызались в заснеженную почву у самой опушки леса недалеко от лагеря. Я молча работал наравне со всеми и старался не смотреть людям в глаза. Боль утраты глубоко сидела внутри. Я не хотел ни с кем разговаривать и не реагировал на попытки заговорить со мной. Люди восхищённо шептались, восхваляя анирана, но лучше мне не становилось.
Когда начало вечереть, огонь в лагере уже пылал во всю: тела тварей сжигали, постоянно подбрасывая дров. Копая яму, мужики работали посменно и лишь я не хотел делать перерыв. Не хотел возвращаться к Дейдре и телу котёнка, которое оставалось на столе. Это было слишком больно. Потому я копал, пил горячую настойку, которую приносили женщины, благодарил и продолжал копать дальше.
К ночи, когда стало совсем уж холодно, Феилин организовал вокруг ямы согревающие костры и всё население лагеря работало над тем, чтобы поддерживать в них жизнь. Люди кутались в тулупы, подставляли руки огню, пили кипяток и продолжали работать. А когда широкая погребальная яма была завершена, Морванд сказал: «Хватит!». По очереди туда сложили всех бедолаг, которые лишились сегодня жизни, и дружно уставились на меня.