Валентайн умел налечь на выделенное слово. На личный голос его кинулся, как ястреб на голубку. - Коляски, вероятно, лаконически предположил Беттишер. - Вы полагаете? Вы полагаете, он коллекционирует коляски? Это бы все объясняло! - Что бы это объясняло? спросил Беттишер, заерзав в кресле. - Ну, насчет его коллекции, разумеется! крикнул Валентайн, вскакивая и сверля Бетгишера взглядом. Это бы объясняло, почему он нам ее не показывает, почему так не любит о ней говорить. Неужто не понятно? Неженатый человек, холостяк, sine prole (без потомства - лат.), как известно, и полный чердак колясок! Ведь это, пожалуй, слишком! Над ним бы стали потешаться, а Ричард, как бы мы ни любили его, серьезен до чрезвычайности. Как, по-вашему, это извращение? - Всякое коллекционирование есть извращение и порок. - Ну, это вы, Беттишер, зря и чересчур. Скорее способ избежать порока. Но скажите, пока он не явился а явится он вот-вот, законы гостеприимства этого требуют скажите мне: верна моя догадка? - Какая? Вы их столько высказали. - Я имею в виду то, зачем он рыскает по свету, чем набивает дом, о чем он думает, когда не с нами одним словом, то, что он коллекционирует это коляски?

И Валентайн торжественно умолк.

Беттишер не отвечал.

Веки его дрогнули, резко сощурились глаза. Наконец он открыл было рот, но Валентайн перебил: - Ах нет, вы же его доверенное лицо, на ваших устах печать. И не говорите ничего, не надо, я запрещаю. - Чего это он не должен вам говорить? раздался голос в дальнем конце комнаты. - Ах, Дик, вскрикнул Валентайн. Вот напугали! Вам бы выработать походку, капельку менее бесшумную, чем само безмолвие, правда, Беттишер?

Хозяин приближался к ним неслышными стопами, неся беззвучную улыбку на губах.

Небольшого роста, тонкий, хрупкий господин, одет он был прелестно, и держался с рассчитанной элегантностью. - А я-то думал вы не знакомы с Беттишером, сказал он, покончив с обрядом приветствий. И вот вхожу и вижу вы едва останавливаете поток откровений, изливающихся с его уст.

Легкая ирония была в голосе; он будто разом и спрашивал и утверждал. - О, мы целую вечность провели вдвоем, изящно парировал Валентайн, и вели увлекательнейшую беседу. О чем, отгадайте? - Надеюсь не обо мне? - Но о чем-то, вам весьма любезном. - Так может быть о вас? - Шутить изволите. Предметы нашей беседы основательны, надежны и полезны. - Н-да, вас, в таком случае, придется исключить, протянул Мант раздумчиво. И для чего же они служат? - Для перевозки тел.

Мант метнул взор на Беттишера, пристально изучавшего каминную решетку. - А из чего их изготовляют?

Валентайн хмыкнул, состроил рожу и ответил: - Тут я не могу исходить из личного опыта, но, полагаю, главным образом из дерева.

Мант встал и строго глянул на Беттишера, тот вздернул брови и молчал. - В свое время, от души наслаждаясь, сказал Валентайн, они всем нам служат неоцененную службу.

Все молчали. Потом Мант спросил: - И где же вы обычно с ними сталкиваетесь? - Лично я всегда стараюсь обойти их стороной, сказал Валентин. Но их каждый день можно встретить на улице ну и... ну и здесь, разумеется. - Почему вы стараетесь обойти их стороной? спросил Мант довольно мрачно. - Ну, поскольку вы на них помешаны, коллекционируете их, свозите со всех концов света, мне неловко в этом признаваться, дикуя выговорил Валектайн. Но мне противно созерцать человеческую плоть, лишенную разума, который только и позволяет мириться с этой плотью.