…И вот Генок принёс из того мира оружие.
* * *
— Не знаю, — угрюмо сказал Генок. — Не знаю я, что там… — он погладил ствол своего автомата. Помолчал и добавил: — По-моему это это. Оккупация типа.
Он уже рассказал, что и как. Ушёл? Да, хотел уйти совсем. Затосковал, не мог больше нас видеть. Шёл наугад, вышел к дороге, заставленной сгоревшими машинами. И люди там тоже были. Да. Он уже тогда хотел повернуть, но всё-таки пошёл дальше. Дошёл вечером до большого посёлка. Огней почти нет, людей тоже. В крайнем доме был свет, он заглянул. Двое негров трахали бабу, ещё один — мальчишку лет 10–12, по всей комнате лежали оружие, снаряжение, жратва… Он дождался, пока там набалуются, уснут. И унёс, что попалось под руку.
— Чего вернулся? — спросил я. Генок хмуро ответил:
— Там некуда идти… — посмотрел на нас, огонь очага раскрашивал его лицо. — Понимаете? Там уже не просто не наш мир. Там всё не наше, мы там не нужны совсем.
— Что же делать? — тихо спросил Тёмыч. Генок пожал плечами:
— Каб знал… Потому и вернулся, что не знаю. Вместе как-то…
— А наши где? — спросил Санька. Мы все посмотрели на него удивлённо. Он произнёс это слово "наши"… и я подумал — странно. О ком он? Но Генок, кажется, понял:
— Не знаю я… — тоскливо ответил он. — Я же не говорил ни с кем. Но эти ездят и ходят без опаски совсем. Разные. Американцы есть, я видел. А больше всяки сбродень.
— Ясен перец, — Дрын встал. — Всё. Хорэ. Вы как хотите, а я ухожу.
— Куда? — уточнил Санька. Дрын окрысился:
— На муда! Правда что ли тут зимовать?! Раз там, — он ткнул куда-то в направлении Москвы, — живут и не стреляют, значит, хватит х…й страдать, пора о себе подумать!
— Тебе рассказали, как там живут, — заметил Тёмыч.
— Много он видел! — Дрын попятился к дверям. — И не держите меня! Я тут не хочу гнить!
— Иди и догнивай там, — буркнул Санька. — Никто тебя не держит.
Дрын выбежал.
— Сдаст, — сказал Генок, вставая. — Сразу сдаст, как выйдет. Где тут… — он повозился с автоматом. — А, вот…
И тоже вышел. Его никто не удержал.
Мы трое остались сидеть у огня, держа в руках винтовки.
— Спать пора, — нехотя сказал Санька. Потом добавил: — Я утром пойду… ну, гляну, что там. Вообще. Со мной пойдёте?
Тёмыч кивнул. Я сказал:
— Угу. С мелкими кто останется?
— Генок, он уже ходил… Знаете, пацаны, — он вздохнул. — Я вот думаю, думаю… Инна Пална… Она же нас правда любила. А мы её не защитили. Не попробовали даже. Я вот думаю. Думаю… — он скривился и толкнул себя в висок кулаком.
Вошёл Генок. Он был бледный и часто облизывался, потом сплюнул, садясь. Свесил голову между колен.
— Проводил? — спросил Санька. Генок кивнул, не поднимая головы. — А что тихо так?
Генок показал из рукава длинный нож с рифлёной рукоятью. Сказал тихо, глядя в пол:
— Я его в колодец кинул, в заброшенный… — потом встал и равнодушно сказал: — Пойду поблюю, не могу больше. Он такой… мягкий оказался…
Генок вышел. Мы остались сидеть. Кто-то из младших захныкал, Светка привстала, не глядя на нас, начала его успокаивать, перелегла поближе.
— Куда пойдём-то? — спросил Тёмыч. Санька пожал плечами: