На что бы наткнулся? Он как-то сразу вспомнил, что идёт война и опять прислушался. Нет, ничего.

Он попил из фляжки, но вода степлилась и отдавала чужими запахами — аспирином, пластмассой, ещё чем-то непонятным и неприятным. Генок вообще стал за последнее время очень чутко различать запахи, но сейчас только поморщился и брезгливо вылил воду в трухлявый пень. Вообще-то это было нерационально, но, как это часто бывает, нерациональность оказалась вознагражденной сразу — в небольшом распадочке, заросшем диким тёрном, Генок нашёл родничок. Из-под корней большого дуба пробивалась бесшумная маленькая струйка ледяной воды — и тут же исчезала непонятно где. Чавкая по мокрой земле кедами, Генок напился и наполнил фляжку. Подумал, напился снова и щедро вымазал руки и лицо холодной грязью. От комаров (надоели, паскуды!) и для маскировки.

И только потом увидел у корней того же дуба заткнутые под них утиную голову, какие-то перья и прочее.

Сперва Генок решил, что это работа какого-то зверя. Но только сперва, потому что голова была явно отрезана, да и перья — сощипаны. Кто-то, видимо, тоже набирал воды и спрятал всё это. Человек. Человек, который считает нужным прятаться.

Мальчишка прислушался и принюхался. Через полминуты его нос уловил слабый

запах дыма от костра…

…Мальчишка был обросший, волосы висели сосульками. Накидка из какой-то мешковины, под ней — майка, драные в никуда джинсы. Босой. Он сидел по-турецки и лопал жареную утку. Рядом лежали школьная поясная сумка с торчащими из неё магазинами, алюминиевая фляжка, ментовский АКС-74У со сложенным прикладом. Горел маленький и почти бездымный костерок. Жуя кусок утятины, мальчишка вскинул голову — и тут Генок его, как ни странно, узнал. И почти рассмеялся.

Это был Антон. Антон Басманов по прозвищу "Папик". Потому что его папик — большой чиновник в мэрии — и правда был крут, как три часа варёное яйцо, и Антон на это то и дело нажимал: "А у меня папик…" Жили они где-то недалеко от детдома, и во время вылазок в город Генок с Антоном иногда пересекались. Он вообще был невредный парень, только заносчивый, ну а детдомовских просто презирал, что тут сказать. Без злобы, но презирал. Поэтому многие старались у него не одалживаться и не угощаться за его счёт — а другие наоборот, липли. Это уж кто как.

Но вот такая встреча была не более возможна, чем учёба Папика в этом самом инкубаторе. В смысле, такого не могло быть в принципе.

Но было. Папик — в обносках, с голыми пятками, но с автоматом — сидел в лесу и ел жареную на костре утку. Как бы не соврать, но в окончательной победе русских Генок подсознательно уверился именно в этот момент.

Честно сказать, сперва Генок собирался что-нибудь такое ляпнуть, поинтересней. Но потом сообразил, что ответом вполне могут быть не слова, а самая обычная очередь из автомата. Поэтому, лёжа на животе за кустами, напряжённо раздумывал: а что же ему, собственно, говорить-то?!

* * *

Мальчишек было двое. Оба — лет по 15–16, чумазые, в маскировочных обносках и грязных, но несокрушимых берцах с двойной застёжкой, в ярко-зелёных беретах, с кое-каким снаряжением и с оружием. На поясах — штыки, у одного — АКС-74, у второго — незнакомый Саньке пулемёт с лентами. Они сидели под деревьями, отдыхали, но не переставали смотреть — каждый за спину товарищу.