— Да нет, — Санёк вздохнул, — похоже, что нет… Приёмник бы какой, хоть самый лажовый…

— Его тоже включать нельзя, — напомнил Тёмыч, — я зуб даю, тоже засекут.

— Между прочим, самолётов уже дня дней пять не слышно, — вспомнил Генок. — Погода нелётная, верняк.

— Я так думаю, — вдруг сказал Санёк, — что мы этим… ну, оккупантам — мы им вообще не нужны. Никак. Даже как рабы. Мы лишние просто. Ну оставят они сколько-то там разных мудачков, в телике показывать. А так даже нефть нашу добывать или там землю пахать — разных пиндостанцев, всяких там уёб…ов, — он не удержался, — со всего света навезут типа как на плантации… А нас просто под корень. Так что их бить надо, пацаны. Не за родину даже, а просто чтоб выжить.

— Ты уже это говорил, — напомнил я.

— Говорил, — кивнул Санёк. — А тут мы под дождик что-то раскисли. Вот помоемся… если живы будем — и я пойду гляну, чего на белом свете. А то грузовик да джип — маловато будет.

— Дядь Сань, — подал голос Илюшка, — вы опять воевать пойдёте? Возьмите меня, а?

Мелкие дружным хором, хотя и негромко, начали ныть о том же. Глаза у них потихоньку загорелись — наверное, они вспомнили войну из телика. А я вспомнил красное крошево на месте головы Инны Павловны. И то, как грохнулся рядом с нами в кусты

убитый солдат-негр… И вздохнул. И передёрнул плечами.

И подумал, что Санька — прав.

— А ну умолкли к нехорошей маме! — рыкнул между тем Санька на младших и пощипал усики. (Он делал такой жест вот уже… да вот с эту неделю, когда прочно вообразил себе, что у него пробиваются усы.) — Вы как, — обратился он к нам, — со мной?

— Конечно, — ответил Генок. Мы с Тёмычем просто кивнули. — Только надо идти не вместе. Разойдёмся в разные стороны, посмотрим, что где и через пару дней вернёмся. Тогда решим, что делать.

— Мысль, — одобрил Санька. — Да что там девчонки, поугорали, что ли?!

— Кому охота после бани на дождь идти, — философски заметил Тёмыч. А Генок заявил:

— Да ерунда это. В печке мыться. Так не бывает. Там и не поместишься.

— Поместишься, — неожиданно сказал Пушок. — Даже Санька поместится. Она снутри большая.

— Тебе видней, — язвительно сказал Тёмыч.

— Ага, — спокойно согласился Пушок, — я только сперва испугался. И ещё когда там через такой загиб проползал… немножко.

— Вот ты в печку и полезешь, — сказал Санька. Пушок неожиданно согласился:

— Ну и полезу, раз все такие трусы.

Остальные мелкие, недовольные таким наглёжем, заворчали, мы посмеялись. Пушок презрительно добавил:

— Это ж не сказка про Бабу Ягу.

Как раз на этих словах дверь приоткрылась, из неё потянуло паром — и Ленка, не показываясь, позвала:

— Мальчишки, идите, мы в другую комнату ушли!

Мы поднялись немного нехотя и переглядываясь. В конце концов было найдено решение — мелких погнали перед собой…

…Девчонки и правда смылись в соседнюю комнату — мы там прибрали, но не обживались. Оттуда слышались писк, смех и неразборчивые реплики. На полу было мокро, стояла жара, попахивало и правда баней. Над печью на нескольких верёвках висело девчоночье барахло, кое-что сушилось прямо на самой печке. Стояло большое деревянное корыто, найденное в одном из домов деревни и размоченное под дождём — когда они успели приволочь — непонятно. Как было неясно и когда они заготовили берёзовые веники — свежие. Дверь в соседнюю комнату приоткрылась, и Светка сообщила: