– Мужчина не несет ответственности за ребенка только в одном случае. Когда снимает проститутку. Это разовая коммерческая акция, и производитель берет все риски на себя, включая их в стоимость услуги. Но у вас же было иначе, верно? Это была любовь.

– Да, – сказала Инга глухо, – это была любовь.

– Вот видите. Я не говорю, что вы сами были почти ребенком и ему следовало учесть это обстоятельство. Если уж совсем недостаточно супружеских ласк, ему следовало обратиться к профессионалкам, а не губить жизнь юных девушек. Но он пошел на внебрачную связь, значит, ответственен за ребенка точно так же, как и вы.

– Теоретически вы правы. Но на практике… Как говорится, дьявол в деталях.

– Возможно, вы опасаетесь потерять в деньгах? Мол, двадцать пять процентов отщипываются только с официальных доходов, а у него девяносто процентов из кармана в карман. Не волнуйтесь. Мы предоставим вам лучшее юридическое сопровождение. Найдутся свидетели, готовые подтвердить, какие гонорары они ему выплачивали. Наши адвокаты убедят суд, что, если доходы тайные, это совсем не значит, что ребенок не имеет права на четверть от них.

Инга задумчиво глотнула немного вина и задержала его во рту, наслаждаясь вкусом. Предложение Северины звучало весьма разумно. Если она подаст на алименты, финансово не проиграет в любом случае, потому что получает как раз около четверти его официальной зарплаты. Может, чуть больше, но не значительно. Зато суд принесет ему огромные неприятности. О ребенке на стороне узнает жена, и на службе станет всем известно, что он мало того что гуляет напропалую, еще и злостный неплательщик алиментов. В конце концов, почему она должна думать о его репутации и семейном счастье, если он сам не хочет об этом позаботиться? Он взрослый человек и должен понимать, какую опасность она представляет для него, но ни разу не позвонил, не спросил, довольна ли она суммами, которые он дает на ребенка. Почему? Так уверен в ее благородстве? Или думает, она настолько ничтожна, что зависит от этих крох, которые он переводит, и не станет ими рисковать?

Северина смотрела на нее с искренним участием, Инге даже стало немного не по себе от этого теплого взгляда. Нет, нельзя поддаваться эмоциям. Какие бы цели ни преследовала бизнес-леди, ясно, что счастье Инги к ним не относится. Она по какой-то причине хочет насолить папаше Грегори, и Инга – всего лишь инструмент в этом деле. А инструменты порой ломаются.

– Неужели найдутся люди, готовые свидетельствовать против врача, который их спас? – спросила она, переводя тему. Пусть Северина думает, что она не видит коммерческих перспектив, поэтому и не хочет связываться.

– Вы не представляете, сколько!

– Это ужасно.

– Почему? Он выполнил работу, за нее расплатились, причем, надо сказать, немаленький суммой, следовательно, больше ничего человеку не должны. С точки зрения этики, не вижу никаких проблем. Тем более зачастую наш фигурант брал деньги, зная, что на результат это никак не повлияет. Таким образом, люди платили не за выздоровление, как думали, а за ложные надежды и чистую совесть. Мол, сделали все, что могли, отдали последнее.