«Хотя в иное время он меня бы и вовсе не признал, хоть я ему дальней родней довожусь, — мелькнуло в голове у Воротынского. — Видать, не так уж хорошо ему ныне живется. Опять же он с Шуйскими, а для тех, судя по всему, черные деньки наступают».

— И тебе поздорову, Владимир Иванович, — любезно ответил Палецкий, одним своим тоном подтверждая догадку князя. — Как я слыхал, дельце твое благополучно разрешилось. Не желаешь по такому случаю в моем тереме медку испить?

— То дело хорошее, — кивнул Воротынский, но тут же, бросив взгляд на своего спутника, поправился: — Одна беда — Левонтий Шушерин в Москве новик, мне товарища бросать не след, — и твердо закончил: — Вместях сюда приехали — вместях и обратно, — и сожалеюще развел руками: — Ты уж прости, Димитрий Федорыч.

Ему и в самом деле было до слез жалко отказываться от такой замечательной оказии, которая сама шла в руку, но Шушерин — тут Воротынский ни на золотник не соврал Иоанну — и впрямь был в Москве всего один раз, не имел в ней ни кола ни двора, да и родни тоже, а потому князь твердо решил не бросать товарища, какие бы выгоды ни сулило общение с Палецким.

— А ты что же мыслишь — у меня столь тесные хоромы, что ежели твой богатырь в них войдет, так они и развалятся? — спросил Дмитрий Федорович, уважительно поглядывая на спутника Воротынского, который и впрямь своей могучей статью напоминал былинного богатыря из дружины легендарного киевского князя Владимира Красное Солнышко. Может, на Илью Муромца он и не тянул — дородства по молодости лет не хватало, а вот с Добрыней Никитичем его сравнить можно было запросто.

Воротынский повеселел.

— Ну что, уважим боярина? — повернулся он к Леонтию.

Тот пожал богатырскими плечами:

— А что ж? Негоже хорошему человеку отказывать, коли от души зазывает.

Проезжая по кривоватым улочкам, Шушерин не переставал искренне дивиться виденному вокруг. Тем временем Дмитрий Федорович вполголоса беседовал с Воротынским.

— Как мыслишь, Владимир Иванович, куда столь резво великий князь подался? — осведомился он для начала.

— Откуда ж мне знать, — равнодушно ответил тот. — Мало ли какие забавы у мальца могут быть.

— У этого они одинаковы, — тяжело вздохнул Палецкий. — Либо по улицам скакать, да нерасторопных прохожих давить, кто увернуться не поспеет, либо — как ты сам ныне зрел — животин мучить, с крыльца их скидывая. Любознательный князь растет. Все ему знать потребно — сдохнет тот же щенок, о землю грянувшись, али нет. А коли жив будет, то что себе переломает и сколь часов опосля того проживет. Это хорошо, что ныне счастливо кончилось — сразу кобелек окочурился, а бывает, что и до самого вечера скулит, да жалобно так, хоть ухи затыкай.

— Стало быть, сейчас он по улицам скакать отправился? — уточнил Воротынский.

— И не просто, — подхватил Дмитрий Федорович. — Думаешь, что тот постреленыш ему нашептал? Да то, что ныне у Константиновских ворот потеха славная учинится.

— Ну, так дело молодое, — рассудительно заметил Владимир Иванович. — Отрок еще. Уж лучше пусть на потехи дивится, нежели… — а договаривать не стал, поостерегся. Да оно и без слов было понятно, что он имел в виду.